Лёлька прижала руки ко рту, удерживая трясущиеся губы:
– Ты помнишь Лину? Помнишь ее косички?
– Конечно, – кивнул Данила. – Мы все над ними смеялись: мол, не надоедает же ей все время их заплетать.
– А ты помнишь, на косичках были такие заколочки: розочки, бабочки, птички?
– Ну ты скажешь! – хмыкнул Данила. – Это уже ваше девчачье дело – помнить всякие заколочки!
– Вот я их и запомнила! – закричала Лёлька. – И сегодня вспомнила, потому что на голове у этой, как ты ее называешь, нелюди морской была косичка! Одна из Лининых белесых косичек! С розовой розочкой! Это Лина была – там, на берегу! Она открыла ту дверь – и очутилась здесь. Она мою косу всегда ненавидела! Она поэтому меня за косу и тянула, что ненавидела ее! Я сразу поняла, что это Лина! А ты ее чуть не застрелил!
И Лёлька наконец-то разревелась.
Данила тупо смотрел перед собой.
Он не слишком-то разглядел нелюдь, но в таких мелочах девчонки и в самом деле куда приметливей, на их глаз можно положиться! И если Лина открыла запретную дверь…
Все могло случиться!
– Но как же она могла попасть сюда? Почему сюда? – пробормотал он. – У нее ведь была своя Петля… она могла стать чудовищем, но почему в нашей Петле?!
– Не в нашей, а в твоей! – прорыдала Лёлька. – Ты что, не замечал, что она была в тебя влюблена? Про это девчонки говорили… Она хотела оказаться там, где ты! Вот и оказалась!
Данила вспомнил выражение из той, другой жизни: мешком по голове стукнутый. Вот сейчас он совершенно точно понимал, что это означает.
Лина была в него влюблена?! Чепуха! Он ничего не замечал! Хотя, может быть, потому и не замечал, что Лина ему совсем не нравилась. Вот Джен сразу заметил, что Мадлен к нему неравнодушна, потому что сам в нее с первого взгляда влюбился. А Данила на Лину внимания не обращал…
Да теперь это неважно. Значит, вот какое наказание может ждать тех, кто вошел в запретную дверь…
Он не успел додумать.
Вдруг послышался звук сильного удара, ветролов тряхнуло, и сквозь днище, словно ядовитая змеиная голова, просунулось острие красной стрелы.
У Лёльки мигом высохли слезы:
– Опять птицеглавые?!
– Они!.. – процедил Данила.
– Так давай поднимемся выше!
– Нельзя… потолок. Да чтоб их жри-дерево пожрало! Форт уже совсем близко!
И впрямь – за лесом поднимались башни, поблескивали, вращаясь, локаторы-флюгеры, и Данила знал, что уже их заметили, их ждут, их «ведут» диспетчеры, надеясь спасти, но…
– Нам не успеть, ни за что не успеть! – в отчаянии прошептала Лёлька, всматриваясь вниз меж прутьями ветролова.
А там, совсем близко, на расстоянии полета стрелы, мчались по лесным тропам несколько птицеглавых, нагоняя аппарат, и их кони уже касались копытами медленно, так медленно ползущей тени ветролова.
– И-эх! – вдруг выкрикнул Данила. – А ну, держись!
Он ухватился покрепче за руль и заложил такой вираж, что легонький аппарат завалился набок.
Крыло согнулось под напором ветра, и какое-то мгновение Лёлька думала, что они сейчас рухнут. Однако Даниле удалось чудом выровнять аппарат, поймать воздушную струю и даже нарастить скорость.
К тому же несколько стрел пролетели мимо. Ради чего, собственно, все и делалось…
– Ужас какой, – пробормотала Лёлька, еле сдерживая тошноту.
– Ужас будет, если нас собьют! – буркнул Данила.
Он как напророчил!
Разом три стрелы пронзили днище, а еще одна, очевидно, задела мотор, потому что ветролов конвульсивно задрожал.
– Мы дотянем?! – взвизгнула Лёлька.
– Дотянем! – сквозь зубы процедил Данила, с трудом удерживая покалеченный аппарат в равновесии. – Если крылья не согнутся, если ветер не утихнет и если нас не заденет стрелами.
– Больно уж много «если»! – простонала Лёлька, глянула вниз – и обомлела.
Быстроногим диким коням удалось обогнать ветролов, и теперь птицеглавые, воздев к небу луки, цепью вытянулись по поляне, окружающей форт, оставаясь, однако, на безопасном расстоянии от стен.
Облететь эту цепь не было никакой возможности.
– Так, засада, – пробормотал Данила. – Будем прорываться.
– Нас сейчас собьют… – всхлипнула Лёлька и вдруг закричала изумленно: – Господи! А это что такое?!
Над башнями форта взвились две прирученные летучие собаки, таща за собой какое-то бесформенное белое полотнище. Под напором ветра оно расправилось, надуваясь, и Данила с Лёлькой увидели, что навстречу им, влекомая быстролетными псами, несется огромная человеческая фигура!
Лёлька так и замерла, уставившись на белое толстощекое чудище, которое, плавно покачиваясь, наплывало прямо на них. Однако перед самым ветроловом собаки вдруг резко нырнули, и надутое воздухом туловище проплыло под днищем.
На несколько мгновений оно заслонило ветролов от птицеглавых, и этого времени Даниле хватило, чтобы перевалить полосу пустого пространства, окружающую форт, и удалиться от стрел.
Данила повел ветролов вниз.
Лёлька оглянулась.
Белая фигура медленно снижалась, жалко сморщившись: из пробитой во многих местах оболочки выходил воздух. Утыканные стрелами псы безжизненно опускались вместе со своей ношей…
Но из ворот форта, тяжело раскачиваясь, уже выступал боевой слон, грозно топорща густую фиолетовую шерсть. Из кабинки, укрепленной на его могучей спине, вылетал прицельный огонь, гоня птицеглавых, которые всей сворой мчались под защиту леса.
– Сейчас садиться будем! Вон туда, на верхушку Диспетчерской башни! – весело предупредил Данила – и поспешно посадил, вернее уронил, измученный ветролов на окруженную каменными зубцами посадочную площадку.
От резкого толчка Лёльку швырнуло к нему, и они стукнулись головами так, что оба вскрикнули от боли.
И замерли, уставившись друг на друга.
– Я вспомнила! – потрясенно пробормотала Лёлька. – Я вспомнила сон! И тебя вспомнила!
– Я тоже тебя вспомнил, – вздохнул Данила. – И косу твою…
* * *
Сон был самый обыкновенный.
Городская окраина. Летний воскресный вечер. Тишина, редкие прохожие на тротуарах…
Мальчишка бежал по улице. Он ужасно спешил, потому что опаздывал на тренировку. Подбегая к перекрестку, подвернул ногу и, чтобы не упасть, совершил какой-то немыслимый пируэт. Замахал руками, повернулся на одной ноге….
Мимо проходила девчонка. Глянула на него:
– Ну ты и клоун! Оттуда, что ли?
И махнула рукой направо, туда, где за углом находилось здание городского цирка. А потом, усмехнувшись так ехидненько, так противненько, как умеют это делать только девчонки, пошла через дорогу. По ее спине вилась длинная коса.
