– Ах, нет! Если мистер Гест увидит ее на тебе, то убежит просто из комнаты. Лучше надеть другую, да поскорее.
Люси поспешно вышла из комнаты. Однако Магги не воспользовалась этим случаем, чтоб читать, она, напротив, уронила книгу на колени. Глаза ее устремились к окну, из которого она могла видеть богатые группы весенних цветов, освещаемые солнечными лучами, и длинную изгородь из лавровых деревьев и вдалеке светлые, серебряные струи дорогой для нее Флосы, казавшейся издали как бы спящей. Свежий запах цветов распространялся сквозь одно по всей комнате, а веселое пение и щебетанье птиц раздавалось в воздухе. На глазах Магги невольно выступили слезы. Вид всего старого, знакомого, вызвал в ней столько горьких воспоминаний, что она могла наслаждаться возвращением матери спокойствия и братской дружбой Тома, только на столько, на сколько мы способны наслаждаться известием о счастье друзей наших. Она сама не разделяла этого счастья. Память и воображение слишком много ей говорили о лишениях, чтоб она могла вкусить всю прелесть мимолетного настоящего. Ее будущее казалось ей еще хуже прошедшего; ибо, после стольких лет добровольного самоотречение, опять начали терзать ее прежние желание и стремление. Печальные дни ее неприятных занятий ей казались все тягостнее; эта жизнь, напряженная и разнообразная, которой она так долго ждала и в которой она отчаивалась, жизнь эта делалась ей нестерпимой. Скрип дверей возвратил ее из мира мыслей опять в мир действительный, и, поспешно обтерев слезы, она начала перевертывать листы своей книги.
– Я знаю, Магги, одно удовольствие, пред которым не устоит твоя грусть, – сказала Люси, входя в комнату. – Это, музыка, и я намерена тебе в этом отношении сделать настоящий праздник. Я хочу, чтоб ты играла по-старому. Помнишь, ты в Лортоне всегда лучше меня играла.
– Как бы ты смеялась, если б только видела, как я по нескольку раз переигрывала детские пьески моим ученицам только для того, чтоб иметь удовольствие прикасаться к этим, дорогим мне, клавишам. Но, право, я не знаю, могла ли бы я теперь сыграть что-нибудь труднее какой-нибудь песенки, например: «Прочь, скучная забота!»
– Я помню, как ты, просто, с ума сходила от радости, когда приходил песенник, – сказала Люси, принимаясь за свое шитье. – Мы бы могли петь все твои любимые старые песни, если б я только была уверена, что ты не разделяешь мнение Тома о некоторых предметах.
– Кажется, ты в этом можешь быть хорошо уверена, – отвечала Магги с улыбкою.
– Мне бы следовало скорее сказать об одном предмете. Ибо если ты разделяешь его мнение в этом случае, то нам придется долго нуждаться в третьем голосе. Сент-Оггс так беден певцами. Просто один Стевен и Филипп Уоким хоть кое-что смыслят в музыке и могут петь.
Люси, сказав это, подняла глаза с своей работы и посмотрела на Магги; лицо последней заметно изменилось.
– Тебе больно даже и слышать это имя, Магги? В таком случае, я более и говорить не буду. Я знаю, Том не может видеть его и всячески старается избегать его.
– Я вовсе не разделяю мнение о нем Тома, – сказала Магги, встав и подходя к окну, как бы желая более насладиться прекрасным видом. – Мне Филипп Уоким всегда нравился, с самого детства, с тех пор, как мы виделись в Лортоне. Он так был добр до Тома, когда тот сломал себе ногу.
– Как я рада, – воскликнула Люси. – Так ты не будешь против того, чтоб иногда он заходил к нам, ибо тогда мы будем в состоянии гораздо более петь, чем без него. Я очень люблю Филиппа и только желала бы, чтоб он не так принимал к сердцу свои физические недостатки. Верно, в них кроется и причина его грусти и резкости. Конечно, жалко видеть его бедную, маленькую, фигурку и его бледное лицо посреди здоровых, рослых людей…
– Но, Люси, – сказала Магги, желая прервать поток слов своей кузинкн.
– А, вот и звонят! верно это Стивен, продолжала Люси, не замечая маггину попытку выразить свое мнение. – Между прочим, я очень восхищаюсь в Стивене тем, что он лучше всех обходится и дружнее других с Филиппом.
Теперь уже было поздно говорить Магги: дверь в гостиную отворилась и Мини залаяла при виде высокого мужчины, вошедшего в комнату. Он прямо подошел к Люси и взял ее руку; его тон, дышавший нежностью и приличием, казалось показывал, что он не замечал никого в комнате, кроме Люси.
– Позвольте мне вас представить моей кузине, мисс Теливер, – сказала Люси, поворачиваясь с злобной радостью к Магги, подошедшей к ним от окошка. – Магги, это мистер Стивен Гест.
С минуту Стивен не мог придти в себя от удивление ври виде этой высокой черноокой нимфы, с короной из волос на голове. Магги сама чувствовала, что в первый раз в жизни человек, к которому она сама питала некоторого рода робость, покраснел при ее виде и низко, почтительно ей поклонился. Это новое чувство ей было очень приятно и почти уничтожило ее смущение. Ее глаза сияли каким-то новым блеском и щеки ее покрылись прелестным румянцем.
– Я надеюсь, вы замечаете, какой похожий портрет моей кузины вы нарисовали третьего дня, – сказала Люси, с торжествующей улыбкой.
Она наслаждалась замешательством Стивена, тем более, что обыкновенно это был его удел.
– Ваша кузина меня обманула, мисс Теливер, – сказал Стивен, садясь подле Люси и лаская Мини; по временам только он бросал украдкой взгляды на Магги: – она – сказала, что у вас светлые волосы и голубые глаза.
– Не правда, это вы сами сказали, оправдывалась Люси. – Я только не хотела уничтожать вашей уверенности в способности предвидение.
– Я бы очень желал всегда так ошибаться, – сказал Стивен: – и находить действительность столько прелестнее всех моих догадок и ожиданий.
– Вы сказали то, что вам должно было сказать в подобном случае, – сказала Магги.
Она посмотрела на него несколько презрительно. Теперь было ясно, что он нарисовал ее портрет в карикатуре, не видав ее никогда. Люси говорила, что он был очень склонен острить, а Магги к этому сама добавила мысленно: что был очень высокомерен и тщеславен.
«Сам бес в ней сидит» подумал Стивен. Но вскоре он же желал, чтоб она подняла голову с работы, к которой она надулась и посмотрела бы на него.
– Я думаю, комплименты иногда выражают правду, – сказал он наконец. – Иногда человек действительно чувствует благодарность к кому-нибудь и от души говорит «Благодарствуйте». Ведь, ему тяжело выражать, свое чувство теми же словами, которыми весь свет отказывается от всякого рода неприятностей – не правда ли, мисс Теливер?
– Нет, – сказала Магги, посмотрев ему прямо в глаза, – если мы употребляем простые слова для выражение наших чувств в важных случаях, то они тогда тем выразительнее. Как-то невольно чувствуешь, что в них кроется какое-то особое значение, подобно тому, как в старых знаменах и во вседневных платьях, вывешенных в священном месте.
– Если так, то мой комплимент должен быть очень красноречив, – сказал Стивен, сам не зная, что говорит, ибо маггины глаза были на него устремлены. – Мои слова были столь недостаточны и плоски, чтоб выразить мое чувство.
