– Дядя, – сказал Том, неожиданно прерывая свои думы: – я не думаю, чтоб тете Мосс следовало заплатить деньги, если б отец этого не желал?
Мастер Глег после минутного удивления, отвечал:
– Конечно, Том; но в таком случае он уничтожил бы вексель. Нам надо поискать его. Однако почему вы думаете, что отец ваш не желал получить этих денег?
– Потому что, – отвечал Том, краснее, но стараясь говорить спокойно, несмотря на детский трепет: – я очень хорошо помню, как однажды ночью, прежде чем я еще поступил в школу к мистеру Стеллингу, отец разговаривал со мною, когда никого не было в комнате… Том немного остановился, но скоро продолжал; сначала он говорил о Магги, и наконец сказал эти слова, крепко врезавшиеся в моей памяти: «Том, я всегда был добр до сестры, хотя она и вышла замуж против моей воли. Я дал Моссу денег взаймы; но я никогда и не подумаю беспокоить его об уплате; лучше я их совсем потеряю. Мои дети так же не должны беспокоиться, что они от этого будут немного беднее». Теперь же, когда отец лежит больной и не может говорить, мне бы не хотелось, чтоб что-нибудь было сделано против объявленной им воли.
– В таком случае, мой мальчик, – сказал мистер Глег: – нам нужно будет уничтожить вексель, чтоб его не представили к взысканию, если отец ваш будет объявлен банкротом. Добрые качества мистера Глега влекли его исполнить желание Тома, но он не мог совершенно отрешиться от постоянной привычки осуждать такое сумасшествие, по его мнению, как уничтожение закладных или обеспечений.
– Мистер Глег! – строго заметила его супруга: – подумайте, что вы говорите. Вы уже слишком много вмешиваетесь в чужие дела. Если вы скажете что-нибудь безрассудное, то пеняйте на себя, я тут ни в чем не виновата.
– Признаюсь, я о таком странном деле и не слыхивал, – сказал мистер Пулет, поспешно проглотив лепешку, чтоб выразить свое изумление: – уничтожить вексель! Да я думаю, за это вы поплатитесь полиции.
– Но если вексель стоит столько денег, – заметила мистрис Теливер: – то отчего нам не заплатить им наш долг и спасти таким образом мои вещи? Оставим в покое твоего дядю и тетку Мосс, Том, если ты думаешь, что отец твой иначе рассердился бы, когда он выздоровеет.
Мистрис Теливер никогда не изучала теории векселей и потому выражала об этом предмете свои собственные, оригинальные мысли.
– Фи, фи! Вы, женщины, ничего не пони маете в этих делах, – сказал дядя Глег: – нет другого способа спасти мистера и мистрис Мосс, как уничтожить вексель.
– Так, янадеюсь, вы мне в этом, дядя, поможете! воскликнул Том с жаром: – если мой отец никогда не выздоровеет, то мне было бы очень горько подумать, что сделано что-нибудь против его воли, особенно, когда я мог помешать. Я уверен, что он – сказал мне об этих деньгах именно для того, чтоб я исполнил его желание. Я должен слушаться воли отца, что касается его имущества.
Даже мистрис Глег не могла не одобрить слов Тома: она чувствовала, что в нем кипела кровь Додсонов, хотя она была уверена, что если б отец его был Додсон, то никогда не привелось бы потерять добровольно такую сумму денег. Магги едва ли удержалась бы, чтоб не кинуться Тому на шею, если б тетка Мосс не помешала ей. Мистрис Мосс сама встала и, взяв Тома за руку, проговорила почти задыхаясь:
– Если есть Бог на небесах, то вы не будете от этого беднее. Впрочем, если отец ваш нуждается в этих деньгах, то, поверь, мы заплатим их. Нам все равно, есть ли обеспечение или нет. Мы поступим с другими так, как другие с нами поступили. Дети наши ничего не имеют, но зато отец и мать у них честные люди.
– Но, – сказал мистер Глег, обдумав слова Тома: – мы этим не нанесем никакого вреда кредиторам, если Теливер и будет объявлен несостоятельным. Я только что об этом думал. Я бывал и сам кредитором и видал так их надувают. Если Теливер решился не брать денег от сестры прежде, чем начался процесс, то это то же самое, что уничтожить вексель: значит, он решился только быть победнее, вот и все. Да, много надо вещей обдумать, молодой человек, прибавил мистер Глег, взглянув на Тома: – когда дело идет о деньгах; а то, пожалуй, у одного отнимешь обед, чтоб другому было чем позавтракать. Вы этого, верно, молодежь, не пони маете?
– Нет, я хорошо пони маю, решительно – сказал Том. – Я пони маю, что если я должен деньги одному человеку, то не имею права давать их другому; но если мой отец решился подарить деньги тетке, прежде чем он задолжал другим, то он был в праве это сделать.
– Отлично, молодой человек! Я никогда не думал, что вы будете так умны, чистосердечно – сказал Глег. – Но, может быть, Теливер уже и уничтожил вексель. Придемте посмотрим, не найдем ли его в шкатулке.
– Шкатулка у отца в комнате. Пойдемте туда, тетя Грити, шепнула ей Магги.
ГЛАВА IV
Потухающий луч
Мистер Теливер, не говоря уже о судорожных обмороках, которые повторялись с ним довольно часто после падение с лошади, находился постоянно в каком-то апатическом состоянии и не замечал даже, когда входили к нему в комнату или уходили из нее. В это утро он лежал так спокойно с закрытыми глазами, что Магги, глядя на него, шепнула своей тетке Мосс, что, по всей вероятности, отец не обратит на них внимание.
Они осторожно вошли в комнату; мистрис Мосс уселась в изголовье больного, Магги поместилась, по-прежнему, на кровать, взяла отца за руку: но он, казалось, этого не почувствовал.
За ними вошли, осторожно переступая, мистер Глег и Том и стали прибирать ключ к дубовой шкатулке из целой связки ключей, которую Том взял с отцовского бюро. Они отперли шкатулку, стоявшую в ногах у постели больного и опустили крышку на железную подставку без большего шума…
– Тут жестяной ящик, шепнул мистер Глег: – он, вероятно, в него положил расписки. Вынь его, Том; а я взгляну на эти документы: это документы, относящиеся, вероятно, к дому и к мельнице. Посмотри, что там еще внизу, под ними.
Мистер Глег вынул все бумаги и, по счастью, успел отодвинуться, когда железная подпорка скользнула и тяжелая дубовая крышка упала со страшным треском, который раздался по всему дому.
Вероятно, в этом треске было что-то особенно-потрясающее весь организм умиравшего старика, ибо он мгновенно опомнился, и разбитые параличом члены его на время ожили. Шкатулка эта принадлежала отцу его и деду, и открывалась только в торжественных случаях. Самый обыкновенный звук, скрип двери, или стук затворенного окошка, если он тесно связан с какими-нибудь воспоминаниями, звучит знакомым голосом, голосом, который будит и поражает глубоко-затаенные фибры нашего сердца. В ту минуту, когда все взоры обратились на него, он уже сидел и пристально глядел на шкатулку, на бумаги, которые мистер Глег держал в руках, и на Тома, державшего жестяной ящик. Взор его был чист и ясен и выражал совершенное сознание.
– Что вы хотите делать с этими документами? проговорил он, резким вопросительным тоном, обычным ему в минуты раздражительности. – Подойди сюда, Том. Чего тебе нужно в моей шкатулке?
Том повиновался, несмотря на свой испуг: это было в первый раз, что отец его узнал. Но вместо того, чтоб продолжать, отец его смотрел с возраставшим подозрением на мистера Глега и на документы.
