– Хотите сказать, вы за столько километров почувствовали, что человеку на обугленную кость без наговора Пирогова ляпнули? Вот уж не поверю. В операционную! – крикнул Чижов подоспевшим санитарам и, снова обернувшись к Нелли, шепнул: – Умница, но безответственная женщина. Просто безобразие. А этот офицер просто обязан на вас жениться. Потому что вы, милочка, своим безответственным поведением ему руку спасли. Привези мне его с кривым пироговским воздействием на голую кость – я бы не магией, а пилкой уже работал.
– А можно мне за следующим раненым снова с ними лететь? – решительно попросила Нелли, надеясь, что это будет не слишком скоро и она успеет придумать, как выяснить, кто из девчат попался в ловушку.
* * *
Матюшин остановил «Победу» на самом краю леса. Сима помнила, как проделала тот же путь пешком в день, когда не стало Саши. Сдавило тисками сердце. Игорь бросил взгляд на свою спутницу и тотчас встревоженно подхватил под руку.
– Серафима Сергеевна, присесть? Болит что?
– Ничего, Игорь, ничего, – отмахнулась Сима. – Сашу вспомнила.
– Мы её тоже каждый год с Машенькой поминаем, – тихо проговорил председатель. Они неторопливо шли вдоль узкой полосы леса, что ручейком вливалась в зелёное море заповедной кармановской чащи. Болото скрывалось в глубине, и от него до холма было с полчаса ходу. Тогда, вытянув из трясины Сашино тело, Сима в какой-то момент обессиленно подумала, что надо бы оставить его там, среди мха. Там быстрее приберёт его в бездонные закрома природа. От Саши и так почти ничего не осталось – худенький полудемон, обтянутый обугленной кожей. В этом жалком искалеченном существе никто не узнал бы прежней смешливой девочки. Обгорели русые волосы, белки слились с радужкой – словно вся глазница была заполнена янтарём. Даже мёртвая, Саша смотрела глазами демона. Не сумела, не смогла побороть в себе нечеловеческое. Первая сдалась формуле. Может, потому, что оказалась слабее остальных девчат: в отличницах не ходила, да и в лекциях у неё всегда было больше рисунков, чем записей. А может, осталась Сашка единственной жертвой формулы по той же причине, почему вернулась Сима отдать Учителю её крест, – любила. Сима знала, как можно было так любить его – больше гордости, больше совести, больше самой себя. Но Сашка – та любила больше жизни.
За эту любовь, связавшую их как сестёр, и не могла Серафима оставить Сашу там, на болоте. В проклятом месте, отнявшем будущее «героической седьмой». Хотелось – напоследок – дать Сашке, нет… хорошо, не ей, так хоть той её части, что ещё не рассталась с телом – душой ли назови её, астральным телом или сгустком праматерии, – хотелось дать хоть один глоток покоя. Поэтому Сима и похоронила её на холме. Шарахнула с раскрытой руки боевым в землю, так что мощный широкий луч вырвал дёрн и выжег на темени холма глубокий лаз, похожий на лисью нору. Опустила туда тело, забросала землёй и долго сидела – ждала, когда кончатся слёзы…
– Вам-то к чему на проклятое место ходить? – спросила Серафима, поднимая глаза на спутника. Игорь замялся, подыскивая верные слова.
– Так ведь… и наш это день. Вы тогда Машу мне вернули, а когда вы в лес ушли, мы и решили всёмежду собой, – смущённо проговорил Матюшин. – Вот и поминаю каждый год день, когда она… – он бросил взгляд на холм, – … умерла, а мне заново жить судьба позволила.
– Романтик ты, Игорь Дмитрич, – улыбнулась Сима. – Даже не знаю, кому из вас больше повезло. Знаю, что Маша за тебя готова жизнь отдать…
Матюшин опустил голову.
– …а ты, чтобы уберечь её, готов на всё… Скажем, мшаника из болота вызвать…
– И это знаете?! – резко обернулся Матюшин.
– Знаю, – отозвалась Сима, взяла замершего в нерешительности председателя за руку и потянула к холму. – След твой увидела, когда мертвеца смотрела. Так что скрываться от меня уже поздно. Не стану говорить, что на твоей совести – сам знаешь.
– Осуждаете меня, Серафима Сергеевна? – глухо спросил Матюшин.
– Мне ли? – невесело усмехнулась Сима. – Юля наша, вон, считает, что я саму себя и всех девчат предала, когда Витю простила. Может, и так. Поэтому пожалеть я тебя могу, а осуждать не стану. Давай лучше попробуем теперь, товарищ председатель, начистоту поговорить. Расскажи, как началось всё? Отчего ты решил, что это Маша людей на болоте губит?
Матюшин остановился, немного не дойдя до развилки дороги – один рыжий песчаный рукав тянулся дальше в глубь березняка, второй сворачивал к холму, сплошь покрытому пожелтевшими листочками земляники.
– Там всё началось, – проговорил он, глядя себе под ноги. – Может, слышали, в прошлом году пассажирский на этом участке пути с рельсов сошёл?
Сима покачала головой. Виктор всегда следил за тем, что происходит в Карманове. Она думала, случись что тревожащее, Учитель отреагирует. Видимо, крушение поезда его не насторожило. А самой Симе казалось достаточно того, что пишут ей «серафимы». О крушении Маша не писала. И ясно, отчего.
– Когда состав с рельсов сошёл, мы здесь были. На этом холме. – Игорь потёр ладонью шею, так что на загорелой коже остались красные полосы. – Маша хотела принести цветов на Сашину могилу. Мы их на вершину холма положили, сели, ждали поезда. Машенька ещё девчонкой любила ходить на поезд смотреть. А потом… Я даже ахнуть не успел, Серафима Сергеевна. Скрежет, визг, свист какой-то. Вагоны повалились на полном ходу. Грохот. И тут только вижу, Машенька моя пальцы сплетает. Горелым запахло, платье у неё на плечах лопнуло, перья чёрные пробиваться стали. Я кинулся к ней, но она только крикнула: «Не трогай! Людей надо спасти!» Пока я через поле бежал, всё уже кончено было. Маша поезд остановила, три вагона в одиночку подняла и удержала. Где магией, где демонской силой. Я бежал – думал, сердце от страха выпрыгнет. Как же я в тот миг боялся, что она не сумеет обратно вернуться…
Матюшин спрятал лицо в ладони, так что следующей фразы Сима не расслышала. Переспрашивать не стала – подошла к Игорю, притянула его голову к себе на плечо и обняла, позволив спрятать нежданные слёзы.
Как же долго пришлось этому мужчине, честному и прямому, как подросток, держать в себе свои тревоги: страх за жену, бессильное отчаяние от невозможности помочь, жгучий стыд и неизбывное чувство вины, что приходится скрывать следы преступления, смотреть в глаза родным тех, кто погиб на болоте.
– Не мог я иначе, Серафима Сергеевна, – проговорил, наконец, председатель, справившись с собой. – Все те годы, что её не было рядом… Когда я не знал, жива ли моя Рыжая, что с ней, человек ли она… За все эти годы понял я только одно – что, если она вернётся, больше не отпущу. Всю вину на себя возьму! До последней капли. Только бы защитить её.
Игорь отвернулся, замер, глядя больным взором в синеющею даль. Туда, где полз по мосту неторопливый товарняк. Зелёные цистерны сытой тлёй плыли по рельсам, меж ними то и дело попадались синие, большие и тяжёлые, как грозовые тучи.
– Как узнал-то ты, что это она? Видел что-то? – собравшись с силами, стала выспрашивать Сима.
