* * *
В отличие от других Ерёмушкин отдыхал медленно. Он задумчиво бродил по берегу в синей майке и чёрных трусах и буравил воду колючим глазом. Когда его звали окунуться, сантехник вздрагивал и невпопад отвечал: «Вас много, а я один!» Видно было, что его гложет мысль, но какая, никто не знал.
Наконец Ерёмушкина прорвало. Это случилось за обедом. С шумом отодвинув от себя миску с борщом, сантехник обвёл всех колючим взглядом и мрачно сказал:
– Не понимаю!
– Неужели пересолила? – всплеснула руками бабушка Лиза.
– Вот именно! Если его не солят, то почему оно солёное? И почему там оно синее, а тут голубое?… Опять же в серёдке тихо, а у берега волна?… Не понимаю, как оно работает!
– Что «оно»? – спросил Поликарп Николаевич.
– Да море это самое! То ли дело наша лужа! С нашей лужей всё ясно: чтобы по ней волна пошла, надо самосвалом проехать. И цвет у неё правильный… – Ерёмушкин защёлкал пальцами, подыскивая подходящее научное слово, – пёсье-мистический…
– Пессимистический, – автоматически поправил Капин папа и тут же перевёл: – Унылый…
– Я и говорю, собачий цвет! Зато всё понятно. Луже для сосуществования или дождь нужен, или чтоб трубу прорвало. Только что́ морю дождь? Так – мелкие брызги. А труб тут сметой не предусмотрено. Откуда вода, спрашивается?
Поликарп Николаевич открыл рот, чтобы перевести всё в шутку, но осёкся, сообразив, что Ерёмушкин говорит серьёзно и шутками тут не отделаешься. Заметив это, Капин папа отложил ложку и сказал:
– А этого никто не знает, хотя люди написали тысячи учёных книг, пытаясь объяснить, откуда взялись моря и как они устроены. Но так до конца и не объяснили. Потому что в нашем мире существуют вещи, недоступные человеческому разуму. Лично мне понадобилось закончить два института, чтобы это понять. Но если говорить серьёзно, то есть одна книга, которая даёт ответы… Она называется Библией, и в ней говорится, что не только моря и океаны, но и звёзды, и Землю, и человека создал мудрый Творец.
– Но ведь есть вполне разумная научная теория, что в самом начале был Большой взрыв, после которого появилась Вселенная, – возразил Поликарп Николаевич.
– Если эта теория подтвердится, она станет самым неопровержимым доказательством правоты Библии.
– Это почему?
– Потому что, если был взрыв, значит, кто-то его подготовил и нажал на кнопку.
Услышав это, Семякин заёрзал, вспомнив, как Толик Гусев по прозвищу Гусь звал его взрывать серу. И ведь точно, если бы Гусь заранее не набил серу в ключ, то и взрыва бы никакого не было. Семякин открыл рот, но его опередил Ерёмушкин.
– И кто нажал? – подозрительно спросил он.
– Творец, Который создал мир по определённому плану, как люди по чертежам создают машины и строят дома.
– Бог, что ли? – выдохнул сантехник.
– Да, Бог, хотя некоторые стыдливо называют Его природой.
– А разве это не одно и то же? – всё-таки встрял во взрослый разговор Семякин, который из тысячи учёных книжек уже успел прочитать штуки три.
– Нет, потому что природу тоже создал Творец.
– Но ведь человек покоряет природу, – не сдавался Семякин.
– А зачем покорять то, что и так тебе служит. Ведь ты же не покоряешь свой велосипед, а просто на нём катаешься. И если делаешь это аккуратно, то и ездить он будет долго.
– Послушай, Андрюша, – удивился Поликарп Николаевич, – мне кажется, что в последнее время ты здо́рово изменился…
– Тебе кажется, а я в этом уверен! Ведь на то мы и люди, чтобы меняться. Правда, некоторые меняются не в ту сторону, а потом удивляются: почему всё так плохо?
– А мне хорошо! – сказал Жорик.
– И мне! – сказала Капа.
– И мне! – поддакнул Семякин.
– Потому что – дети! – хмыкнул колючий сантехник. – С вас и спрос такой. А вот хлебнёте с моё, тогда посмотрим…
– Для Творца все мы дети, – задумчиво проговорил Капин папа. – Жаль, что взрослые об этом быстро забывают… Кстати, мне в голову пришла одна забавная мысль: если бы море делал наш Ерёмушкин, оно бы не проработало и недели. Или синяя краска закончилась бы, или трубы забило…
– …или краб палец откусил, – неожиданно закончил Жорик.
Все расхохотались, но громче всех смеялся Ерёмушкин, который понял, что зря он сушил голову над тем, как устроено море, вместо того, чтобы взять и просто окунуть её в велюровую воду.
* * *
А вот у Бузьки голова всегда была мокрой, потому что оказался настоящей водоплавающей собакой. Выманить его из моря можно было только приличным куском колбасы, да и то на полминуты.
– Мне кажется, что в его жилах течёт кровь не доберманов, а ньюфаундлендов, – говорил Поликарп Николаевич, который тоже выныривал не часто.
– Нью… кого? – переспрашивал Ерёмушкин, рассматривая солнце через отшлифованное морем бутылочное стекло.
– Ньюфаундлендов – знаменитой породы собак-пловцов. У нас их называют водолазами, – говоря это, Поликарп Николаевич одной рукой кормил Бузьку колбасой, а другой чесал за мохнатым ухом, и было видно, что он давно простил щенку свои кремовые брюки, ведь тогда Бузька был обыкновенным злоберманом-гавчером, а теперь стал необыкновенным водолазом, что в корне меняло дело.
* * *
В последний день за завтраком Поликарп Николаевич снова постучал чайной ложечкой по чайнику и сказал:
– Итак, подведём предварительные итоги. На мой взгляд, отдых пошёл на пользу. Батарейки заряжены, можно работать дальше. Кстати, сколько набрал Жорик?
– Семьсот двадцать грамм! – доложила бабушка Лиза, которая каждый день взвешивала Жорика на напольных весах.
– Недурно, недурно. А я, благодаря нырянию, сбросил два лишних килограмма. Значит, имеем почти три кило чистой прибыли. Кто ещё хочет высказаться?
– Я! – раздался из-за кустов звонкий голос.
Конечно же, это был белобрысый Лёшка, который не упускал случая высказаться, тем более, когда просили. Он шмыгнул носом и объявил, что вечером его папа приглашает всех на жареных мидий, потому что нельзя взять и уехать, так и не попробовав жареных мидий, которых полным-полно на подводных скалах. Так что вечером можно не ужинать, тем более что некоторых от жареных мидий выворачивает наружу и чем добро переводить, лучше есть жареных мидий натощак. Продолжая говорить, Лёшка сел на велосипед и поехал помогать папе ловить жареных мидий.
– А что такое жареные мидии? – спросила Капа, которую после Лёшкиных слов начало слегка поташнивать.
– Это ракушки, которыми обрастают затонувшие корабли, – объяснил Семякин.
– Понятно, – сказала Капа, хотя поняла она только то, что никакая сила в мире не заставить её съесть хотя бы одну жареную мидию.
