Лучше нам умереть! за веру!
А не за несчастную! любовь!
Читая, поэт дирижировал себе букетом и сильно подвывал.
– Ну, как? – спросил он, подбирая с пола лепестки.
«И сюда Веру вставил», – подумал Ножкин, но вслух сказал:
– Классно! И ты, это самое… тоже меня прости…
– Да ладно, чего там… Ты мне прям глаза открыл. Теперь я вместо Веры Женю Галкину из 7-А люблю, хотя она рифмуется хуже. Кроме «Женя – тюленя» ничего в голову не лезет…
– Женя – жменя, – тут же ляпнул Ножкин и прикусил язык.
Но Золотов не обиделся. Он выхватил из кармана блокнот и записал туда свежую рифму.
– Ничего, сойдёт!.. Слышь, Илья, мне папа турник на двери повесил, а я подтягиваться не умею. Научишь?
– Научу! Только сначала отсюда выйти надо. Подождёшь?
– Конечно! – уверенно сказал поэт.
* * *
Операцию назначили на десять. А ровно в девять в палату зашёл дед. Поздоровавшись, он положил на тумбочку маленькую бумажную иконку.
– Святой преподобный Илия Муромец. Это что б тебе не так страшно было в бой идти… Родители тебя хотели Антоном назвать, в честь погибшего деда, но я настоял, чтобы Ильёй. Ведь не зря же ты родился первого января – в день памяти преподобного.
– Так ведь Илья Муромец – богатырь! – удивился Ножкин.
– Правильно, богатырь, но не столько телесный, сколько духовный. Илюша, давай об этом после поговорим, а то Лютиков ругаться будет… Держись! Да поможет, всем нам Господь!
Когда дед вышел, Илья взял в руки иконку и долго рассматривал, испытывая странное волнение. Хотя ничего странного в этом не было, потому что очень уж преподобный напоминал Никифора Ивановича…
* * *
В полдесятого Ножкина переодели в белый халат с завязками на спине, сделали укол в руку и повезли на каталке к страшным дверям. У Ильи сильно забилось сердце, но когда подъехали, сердце успокоилось и даже развеселилось. «Наверное, укол успокоительный», – догадался Илья.
За первыми дверями был небольшой коридорчик, а потом – ещё одни двери. Когда они открылись, Ножкин увидел большую двухэтажную комнату. Посредине стоял высокий узкий стол, окружённый какими-то приборами и проводами, а над ним висела большущая круглая штуковина, утыканная яркими лампами, похожими на сопла взлетающей ракеты.
Второй этаж был застеклён. За окнами мелькали белые халаты и докторские шапочки. «Вот ещё! – сердито подумал Ножкин. – Смотреть будут… Мало им клизмы!»
* * *
Минуты через две раздался шум, и откуда-то сбоку вышла целая толпа врачей в зелёных фуфайках и таких же штанах. Первым шёл академик, чуть поотстав, – профессор Ефим Юрьевич Сальников, а уже за ним все остальные. Профессор заведовал отделением нейрохирургии и был лучшим учеником академика Лютикова. Именно ему сегодня предстояло оперировать Ножкина под неусыпным оком своего строгого учителя.
Остальные были на вторых ролях, хотя, если честно, в таких делах вторых ролей не бывает. Ведь даже от медсестры, которая стоит рядом с хирургом и вытирает пот со лба, очень многое зависит.
– Ну, что, герой, начнём, пожалуй! – бодро сказал Ножкину профессор Сальников сквозь марлевую повязку. – Сергей Адамович, с вашего позволения…
– Идём чётко по плану, – ответил академик Лютиков. – С Богом!
– Все по местам! – скомандовал профессор.
В толпе произошло некоторое движение. Кто-то подошёл ближе, кто-то наоборот отошёл, кто-то занялся аппаратурой, отчего она сразу замигала и загудела. А один вообще достал небольшую цифровую камеру и начал снимать кино.
Убедившись, что все заняты делом, профессор Сальников пошевелил пальцами, обтянутыми прозрачными резиновыми перчатками, и отрывисто бросил:
– Поехали!
К столу подошёл анестезиолог – толстяк в больших роговых очках и одним движением ввёл Илье в вену иглу, от которой тянулась прозрачная трубочка.
* * *
После наркоза ничего особенного не произошло, кроме того, что Ножкин увидел, как по крутому косогору, поросшему зелёной травой, катится колесо. От скорости деревянные спицы сливались в размытый круг. Колесо катилось всё быстрее и быстрее, хотя до обрыва оставалось всего несколько метров…
Илья хотел закричать, но тут кто-то выключил свет.
ТРАНСФОРМАТОРНАЯ БУДКА
Надо сказать, что день операции был выбран крайне неудачно. И не потому, что он был субботним, а потому, что совпал с торжественным открытием суперсовременного торгового центра «ВСЁ», который построили на пустыре рядом с институтом.
Ещё за неделю до этого события все телеканалы и газеты только и говорили, что «ВСЁ» – самый крупный магазин в Европе, зато цены там такие, что даже пенсионеры будут смеяться. Но профессор с академиком газет не читали и телевизор не смотрели, совершенно справедливо полагая, что от последних новостей сильно трясутся руки. А зачем, спрашивается, рукам трястись, если им надо держать скальпель?
Короче, операцию назначили ровно на десять утра, и ровно в десять утра распахнулись двери нового супермаркета со зловещим названием «ВСЁ»…
* * *
Когда первые покупатели ворвались внутрь и увидели все эти разъезжающиеся двери, самодвижущиеся ступеньки, лазерные люстры, кондиционеры, способные отморозить уши, невообразимые экраны, на которых можно было что-то рассмотреть лишь с расстояния в пятьдесят метров, глубокие аквариумы и нескончаемые холодильные прилавки, – то сразу поняли, что «ВСЁ» действительно самый крупный магазин в Европе.
Одно было плохо: магазин был самым крупным в Европе, но стоял почему-то у нас…
Из-за этого ровно через пятнадцать минут единственная неевропейская деталь проекта, а именно – отечественная трансформаторная будка в углу бывшего пустыря, не выдержала напряжения и загорелась, оставив без электричества весь район.
Эх, если бы операция началась хотя бы на четверть часа позже! Тогда бы её попросту отменили. Но академик Лютиков любил точность, поэтому к началу пожара Ножкина уже успели погрузить в глубокий наркоз и теперь пытались подключить к аппарату искусственного дыхания.
* * *
Поначалу авария никак не отразилась на ходе операции, потому что для таких экстренных случаев существуют автономные системы электропитания, которые включаются автоматически, если напряжение в сети падает ниже безопасного уровня.
Так было и на этот раз. Но потом случилось непредвиденное: генератор, который вырабатывал ток, вдруг остановился. А ещё через две минуты (ровно столько продержался аккумулятор блока питания!) погасла круглая лампа над столом, перестали гудеть и мигать приборы, и только большие настенные часы продолжали идти, потому что работали на маленькой батарейке.
* * *
