* * *
Вскоре Илья увидел над краем подкопа много раскосых глаз. Их владельцы ничего не предпринимали, словно кого-то ждали. Дело в том, что кочевники не знали славянского языка. Поэтому, собираясь в поход на Киев, они прихватили с собой таргуманов, или драгоманов – толмачей-переводчиков, которые выучили язык, разговаривая с пленными.
Наконец, один из таких толмачей появился у ямы. Он оказался тем самым Крючком, который давеча повис на рожне. Крючок знал толк в великом и могучем языке славян, поэтому быстро отыскал нужные слова и прокричал, опасно склонившись над подкопом:
– Меча дай-дай!
– Подавишься! – ответил Илья, уразумевший, что от него требуют отдать меч и уже хотел показать врагам большой кукиш, но вовремя вспомнил, что он явился для переговоров, поэтому миролюбиво сказал: – Я к вашему царю от нашего князя послан, посему драться не собираюсь, ежели вы опять на рожон не попрёте.
– Меча дай-дай, – невозмутимо повторил ничего не понявший толмач.
– Вот заладил, как сорока. Да я ж, дурья башка, посол княжеский! Вынимайте меня отсель и к царю ведите!
– Меча дай-дай-дай!
Илья понял, что разговоры не помогут, а выбираться-то всё равно надо. Поэтому он отстегнул меч с ножнами и выбросил наружу. Да так ловко, что непонятливый толмач, свалился в яму, а трое других долго плевались зубами.
* * *
Стараясь оставаться дипломатом, Илья позволил связать себя чембурами – кожаными поводами, на которых водят коней. В таком виде богатырь и предстал пред очами грозного царя. Муромец сразу понял, что перед ним не просто правитель, обладающий неукротимой волей, но истый боец, силу которого не могли спрятать царские наряды. Однако и Калин сразу распознал, что перед ним не простой посол, а истый богатырь. Но больше всего царя поразили белокурые пряди, выбивающиеся из-под шелома. Ему сразу вспомнился белый голубь из нехорошего сна, и тень тревоги пробежала по его помрачневшему лицу.
– Развяжите, куда он денется? – приказал правитель.
К Илье направился слуга-охранник, однако Муромец не нуждался в его услугах. Он напряг мышцы, и кожаные чембуры разорвались, словно шёлковые ниточки.
Калин вздрогнул, но совладал с собой и, жестом пригласив Илью сесть, спросил на славянском, который выучил во время многочисленных набегов:
– Кто ты?
– Илья Муромец – посланник княжеский.
– Хороший меч у тебя, но по моей руке тяжеловат. Повешу его на ковёр, буду любоваться. Да ты угощайся, Муромец, и рассказывай, с чем от князя пришёл.
Богатырь оглядел стол, вернее богатый ковёр, лежащий на полу, и не увидел ничего, кроме мяса и какого-то неаппетитного варева в мисках.
– А хлеб где? – спросил он.
– Для тебя найдём, – царь хлопнул в ладоши и крикнул: – Чурек!
Илья решил, что это имя слуги, но оказалось, что чурек это плоская лепёшка. На вкус она была хуже хлеба, но выбирать не приходилось, тем более, что послам и не такое есть доводится. Зато мясо оказалось не мышатиной, а жареной бараниной, и богатырь с удовольствием съел изрядный кусок. А вот от кумыса – кобыльего молока – отказался, хотя зря: полезная вещь!
– Пришёл я к тебе, Калин-царь, с предложением. Вместо поединка наш князь согласен за твоего зятя Сартака, выплатить виру – подводу серебра, подводу золота и три подводы мехов горностаевых.
– А я тебе другое предложу, – ответил Калин. – Недолго князю осталось. Растопчу его, как муравья. Поэтому, иди ко мне служить. Не обижу: при себе буду держать, семь жён дам, на серебре есть будешь, с золота пить…
– И на золотой цепи ходить! – закончил Илья, мысленно измеряя расстояние между собой и Калином. – Нет, царь, не найти тебе среди наших воинов изменника.
– Ты хочешь сказать, что ваши предатели дороже стоят? Хорошо, получишь двенадцать жён.
– Лады, – вдруг согласился Муромец. – На двенадцать согласен.
– Вот так бы и сразу! – хохотнул Калин-царь.
Чёрный орёл даже глаза прищурил, радуясь, что так легко приручил белого голубя. Но открыть их ему уже не довелось. Страшный удар сотряс его лысый череп: это Илья ухватил тяжёлую медную миску и что есть силы метнул её в своего собеседника. Согласитесь, не совсем дипломатический приём, но не даром говорят: на войне как на войне!
* * *
Такого оборота охрана не ожидала. Все они были опытными воинами и повидали многое, но чтобы их повелитель валялся на полу с раскроенным черепом – такого, им видеть не доводилось.
Опомнившись, печенеги бросились на Илью. Но секундное замешательство стало для них роковым: ведь у богатыря в руках была уже не медная миска, а верный булатный меч.
Через мгновение всё было кончено. Богатырь вышел из ставки и свистнул. В ответ он услышал топот копыт: это умница-Бурушка торопился на помощь.
* * *
Оседлав коня, Илья изрубил мечом ставку. Но сделал он это не по злобе, а чтобы подать знак князю и воеводе. Те сразу всё поняли. Ворота открылись, и в них устремились княжеские гридни, возглавляемые Добрыней и Алёшей. За ними летели викинги Олава Прекрасноволосого. Быстро проломав брешь в частоколе, воины бросились к неприятельскому лагерю.
Там уже царила паника. Кочевники ждали команд, но тот, кто должен был их отдавать, по известным причинам не мог этого сделать. Поэтому, видя приближающуюся княжескую дружину, одни мирзы стали кричать своим соплеменникам, чтобы те бежали вперёд, другие приказывали строиться клином, третьи – рассыпаться цепью, четвёртые – бежать влево, пятые – вправо! Из-за этого началась такая сумятица, что любая новая команда ещё больше запутывала дело. Один лишь умудрённый опытом Тоссук-кан распорядился своими монголами правильно. Увидев пленённого богатыря с мечом в руках, он заверещал, как подстреленный заяц: «Ай-ай! Всё бросай и отступай!».
* * *
Но несмотря на неразбериху, обезглавленное кочевое войско всё ещё представляло большую опасность. Оно волновалось, как море в шторм, а разбушевавшееся море может потопить любой корабль. Поэтому надо было направить эту могучую стихию прочь от городских стен.
Только как, если на каждого воина, включая викингов Олава, приходилось не менее сорока кочевников? Зато киевляне действовали слаженней. Под руководством опытного Добрыни они так лихо крушили перепуганных степняков, что вскоре соотношение сил изменилось на тридцать к одному, правда, пока не в нашу пользу.
Труднее всех было Илье. Он находился в самой гуще, и враги окружили его со всех сторон. Но и тут выручил Бурушка. То и дело вскидывая задние копыта, он наносил такие страшные удары, что легко проламывал щиты и доспехи. Так что Муромцу остались всего три стороны, откуда могла нагрянуть смерть. Нелегко приходилось богатырю, но он умело отбивался, и вскоре Бурушка стоял уже не на земле, а на телах поверженных басурман.
Прошло пять минут, потом десять, потом ещё пять. Ряды кочевников, окруживших богатыря редели. Оставшиеся в живых уже не надеялись победить Муромца умением, а ждали пока он выбьется из сил, что, впрочем, давно должно было случиться.
