* * *
Проснувшись утром, я обнаружила, что спала одна — подушки рядом со мной оказались не примяты, следовательно, герцог ночевал где-то в другом месте. Я была рада этому и, сидя на постели, неожиданно поняла, что не хочу выходить из каюты. Совершенно не хочу. Вновь медленно опустившись на постель, закрыла глаза и почти погрузилась в сон, когда раздался осторожный стук в дверь, а следом и вежливое:
— Леди оттон Грэйд, завтрак ожидает вас.
Голос Торопа я узнала, но отвечать не было никакого желания.
Стук повторился через четверть часа. Затем уже всего через несколько минут — я не ответила. Просто лежала, закрыв глаза и стараясь ни о чем не думать… Не хотела…
Свист ветра раздался неожиданно. Еще менее неожиданным было то, что ветер вдруг распахнул ставни и влетел в окно. А затем легкое касание к моему носу, лбу, волосам и тихое:
«Ари…»
Я распахнула ресницы и удивленно спросила:
— Локар?!
«Ариэлла… соня», — ответил он и умчался в окно.
Я вскочила в то же мгновение. Едва не выбежала в ночной рубашке, но вовремя опомнилась и бросилась переодеваться.
И четверти часа не миновало, как я в белом утреннем платьице, с волосами, собранными в два даже не завитых хвоста, выскочила из каюты, едва не сбив с ног Торопа, уже занесшего руку для очередного вежливого постукивания в дверь, торопливо извинилась и выбежала на палубу с криком:
— Локар!
И потрясенно замерла. В парусах «Ревущего» трудился всего один дух ветра, а на палубе было на удивление безлюдно. Оглядевшись, я поняла, что Южная армада значительно поредела — сейчас она насчитывала едва ли пятнадцать кораблей. Но все это утратило значение, едва дух ветра закружил вокруг меня, растрепав и так не особо аккуратно собранные волосы, заплел ленты в банты, а после прошептал:
«Ари, гулять?»
— Да! — выдохнула я, зажмурившись от порывов ветра.
Но тут позади раздалось почти жалобное:
— Леди оттон Грэйд, мне придется в шестой раз нести вам чай взамен остывшего.
Я повернулась, оглянулась на Торопа, почему-то совершенно радостно ему улыбнулась и, кивнув, помчалась к столу. Чай, что примечательно с сахаром и пирогом, овсянка и какие-то странные полупрозрачные конфеты составляли мой завтрак. Но, памятуя о запрете его светлости, я съела лишь кашу и запив все чаем, подскочила, поблагодарив Торопа, который только успел дойти до стола, за заботу. Лакей был сильно удивлен — едва ли леди приличествует расправляться с завтраком за несколько минут. Но сегодня я не желала думать о правилах приличия и, покончив с трапезой, убежала вслед за Локаром, который терпеливо ожидал меня у лестницы.
И я сразу знала, что меня ждет приключение, но и не догадывалась, насколько потрясающее. Едва мы сбежали на нижнюю палубу, Локар метнулся вверх, а спустился, удерживая сверток ткани, который уронил мне в ладони. Сразу предвкушая что-то удивительное, я размотала сверток и увидела три жемчужины — белую, черную и розовую.
— Локар, спасибо, — выдохнула восторженно.
Дух ветра метнулся за борт, и через мгновение передо мной плескался аквариум без стекла, а в нем с десяток перепуганных, заметавшихся удивительно ярких морских рыбок! Я изумленно воскликнула, и в то же мгновение Локар бросил неестественно огромную каплю за борт и вновь метнулся к морю, чтобы через минуту приволочь мне морского ежа! Затем черепаху! Огромную, размером с собаку, которая недовольно шипела и открывала пасть и оставила на палубе лужу воды!
Мы веселились до полудня, а затем случилось то, что заставило меня встать перед выбором, коего я не желала бы совершать!
Внезапно, со свистом и грохотом, миновав защиту флагманского корабля, на палубу упал сверток. Он был кожаным и обугленным, и я, уже столкнувшаяся с подобным способом доставки почты, даже не испугалась, лишь попросила Локара принести мокрую тряпку. Тот думал недолго — метнулся к матросу, выдраивающему палубу, уволок у него тряпку и накрыл ею обожженный сверток.
— Локар, это же почта! — воскликнула я.
А матрос просто подошел, погрозил кулаком духу ветра и забрал уже непригодную для мытья пола ткань. Нам с Локаром было немного стыдно, ровно секунды три, после чего мы, благополучно забыв о проступке, ринулись открывать почту. Выходило у меня не очень хорошо, так что в итоге Локар принес нож, и вот тогда, разрезав промасленную бечевку, я извлекла письмо.
И руки дрогнули, едва увидела до боли знакомый, почти родной почерк матушки Иоланты. Почерк, который сопровождал меня с детства и до самого недавнего времени. Почерк, который я находила в своем личном дневнике после того, как изливала в него всю свою душевную боль, со словами «Ари, стоит ли обижаться на тех, кто недостоин твоего внимания». Почерк, который мне был знаком гораздо больше, чем почерк родной матери… И надпись, какой матушка Иоланта всегда подписывала свои письма: «Да хранит вас Пресвятой»…
Я не смогла открыть письмо сразу, медленно поднялась в каюту, игнорируя вопросы Локара, но оставила открытой дверь, чтобы он влетел следом, медленно села за стол, расположила конверт на нем и долго, не менее четверти часа, смотрела на послание. А затем, сдерживая дрожь, вскрыла конверт.
«Моя драгоценная девочка, моя гордость, моя радость, мое благословение богов, не передать всего моего отчаяния и горя, когда я узнала о случившемся несчастье!»
Появившиеся слезы помешали читать далее, но, смахнув их, я вновь вчиталась в ровные, идеально выведенные строки.
«О, Ари, о моя бедная Ариэлла, кто бы мог даже предположить подобное, дитя мое… Какое коварство! Какое варварство! Тебе шестнадцать, девочка моя, шестнадцать! Как они посмели! Как же решились на подобное преступление! Дитя, находись ты в королевстве, я бы использовала все свое влияние, чтобы вызволить из рук проклятого герцога путем обращения к закону — браки до восемнадцати лет запрещены. Но Юг империи… Южные девы взрослеют рано, и потому бракосочетания допускаются и в твоем столь юном и нежном возрасте, следовательно, мы не можем действовать официально, девочка моя».
Я дважды перечитала последнюю строку и лишь после этого продолжила чтение далее.
«Ари, мой нежный цветочек, даже если этот лишенный чести, достоинства, сострадания и воспитания мерзавец консумировал ваш брак, это вовсе не означает, что всю свою жизнь ты обязана посвятить этому чудовищу! Как минимум — я не отдам этому деспоту лучшую из своих учениц! Велика честь для Меченого! Ты слишком хороша для него, моя фиалочка, слишком. И не для Дэсмонда я тебя готовила. А потому запоминай: любой храм Пресвятого, любой священнослужитель, любая сестра милосердия — твои друзья. Мне искренне жаль, что не удалось настичь увезший тебя корабль, бесконечно сожалею, что священник в Гнезде Орла так и не сумел добраться до тебя, но теперь, когда ты знаешь, ты найдешь способ, девочка моя. И этот кошмар закончится».
Внезапно я поняла, что больше всего на свете мечтаю, чтобы это все действительно закончилось. Чтобы не было герцога, чтобы я вновь оказалась в столице, чтобы мне не было страшно и вокруг не лилась кровь, чтобы…
