В ветвях сосны что-то зашуршало. Шедший впереди Хыча остановился и матюгнулся, Большой едва не выронил свой край. Огромный похожий на Юпитер шар соскользнул с лапы и вдребезги разбился об пол.
– Пацаны, хорош! – Филя взмахнул «финкой», точно дирижерской палочкой.
– Поставьте его на попа! – распорядился Шимченко, не отрывая взгляд от экрана телефона.
– Командуют… – пожаловался Хыча так, чтоб это услышал только Большой.
Они установили коробку вертикально и отошли в разные стороны.
– Теперь толкаем! – продолжил режиссировать действо Шимченко.
Коробка лениво наклонилась вперед, стоило Большому ткнуть в нее пальцем. И в следующий миг картонный ящик рухнул на паркет всем весом, плющась и сминаясь под действием невидимой силы. Край коробки оказался вне поля действия аномалии, картон расползся, из-под него ударила струя кровавой жижи, окатив Большого с ног до головы. Большой по-бабьи охнул и громко испортил воздух.
Филя и Хыча заржали, сенатор тоже зафыркал, плюясь в экран телефона.
В ветвях сосны что-то защелкало. Одна из шишек вдруг раскрылась и выстрелила в воздух охряным облаком спор. Братки молча кинулись к выходу, в несколько скачков пересекли зал. Филя захлопнул за ними дверь и, выронив яблоко, прижался спиной к створкам.
Сенатор опустил телефон. На его лице какой-то миг отчетливо читалось сомнение, затем решение было принято:
– А найдите-ка мне этого самого сталкера.
* * *
5 января 2015 г.
Искитим
Когда Садовников пришел в «Радиант», Кот уже был там, он даже успел осушить кружку пива. Садовников показал Парфюмеру, снующему за барной стойкой, два пальца, затем, цокая тростью по полу, направился к сталкеру.
– Знаешь что, Костыль… – протянул Кот, после того как они обменялись рукопожатием. – Я тут подумал: ничего ты мне не должен, проехали. У меня просто пруха была фантастическая, а ты оказался не в то время и не в том месте.
– Спокуха, приятель! – ухмыльнулся Садовников. – Карточный долг – дело святое. Если я съеду с темы, кто же со мной тогда сядет играть? Нет-нет, я тут тебе принес литературку… – Он вынул из пакета книгу и протянул ее Коту.
– Опять о Зоне. – Кот без энтузиазма взял книжонку, полистал. На столешницу вывалилась зеленая купюра и еще несколько выглянули, словно закладки. – Хоть бы один роман реальный сталкер написал, чтоб было жизненно!
– Да кто же позволит написать такое реальному сталкеру? – Садовников внимательно посмотрел на приятеля. – Его же свои и кончат, ибо палево. Кому захочется, чтоб такой романчик к делу приобщили?
– Да, палево… – уныло согласился Кот. – Ладно, Костыль. – Он положил книгу в рюкзак. – Верну, когда осилю. Спасибо. Ты – правильный черт, всем бы быть такими. И да – с меня пиво.
– Согласен! – Садовников потер ладони. – Где этот старый простатник Парфюмер?
– Добрый вечер, Геннадий Алексеевич, – учтиво поздоровался Парфюмер, появляясь из облака табачного дыма с двумя запотевшими кружками. – Вы никак пенсию получили?
Садовников хитро прищурился, догадываясь, о чем они, Кот и барыга, подумали. Дескать, Костыль побывал в Зоне, раздобыл действующий хабар и загнал его на стороне. Само собой, это не возбранялось, но Парфюмер не любил, чтобы «его» сталкеры прокручивали дела с левыми перекупщиками, тем более – сейчас, когда Зона скупа, как старуха-процентщица. Но Садовников был обижен на Парфюмера и отчет перед ним держать не собирался.
– И пенсию получил, – легко согласился он, – и талоны на сахар. Вот, держите на чай… – В карман на переднике бармена опустился конверт.
Парфюмер озадаченно хмыкнул, поблагодарил кивком и отвалил за стойку.
– Нашел рыбное место? – лукаво спросил Кот.
– Ты не поверишь. – Садовников понизил голос: с одной стороны, его распирало желание рассказать о недавнем приключении, но с другой – он знал, что болтуны в их городе долго не живут. – Такое нарочно не придумать! Но… – Сталкер сделал загадочное лицо и прижал палец к губам.
– Ага, – сказал Кот и пригубил пиво.
Садовников и сейчас догадался, о чем думает приятель. Мол, связался с бандюганами, подработал проводником, помог вынести за Периметр партию убийственной дури. Естественно, таким «подвигом» никто хвастаться не станет.
– Никакого криминала! – снова усмехнулся Садовников, сейчас, когда страхи подзабылись, он ощущал прилив самодовольства. Было здорово мнить себя героем, сидя за кружкой пива в компании товарища.
Подошел Парфюмер, протер стол кислой тряпкой, заменил пепельницу.
Кружки столкнулись с льдистым звоном. В этот момент в голове Садовникова проскрипел мерзкий голосок: «Хабардал… хабардал…»
– Одно меня беспокоит, Кот, – признался он, смахнув с губ пену. – Встретилась мне неведома зверушка…
– Шатун? – живо поинтересовался Кот.
– Я же говорю – неведома. – Садовников закурил. – Небольших размеров, головастая. Все про какой-то хабар бормотала.
– На фольклор смахивает. – Кот прополоскал пивом зубы. – Часом не заливаешь, Костыль?
– Может, поспрашиваешь у своих академиков? – подмигнул Садовников. – А то вдруг я открытие сделал.
– Ну здрасте… – Кот поморщился: – Разуваев – не фраер, он все видит. Сразу на карандаш возьмет. Откуда б у меня могли появиться такие сведения?
– И то верно, – вздохнул Садовников.
– Не тужи, Костыль. Бог не выдаст, свинья не съест! Будет масть – помогу тебе, – пообещал Кот и одним махом допил оставшееся в кружке пиво.
После выплаты всех долгов от бандитского гонорара остался шиш на постном масле. Шиша хватило на букет из трех тюльпанов и коробку конфет «Ассорти». Оксанка все еще дулась за ту ночную вылазку. А может, не только за ту, но и за что-то еще. Мало ли – Садовников знал, что идеальным мужем его не назовешь.
Он нес букет, пряча его под бортом бушлата, чтобы цветы не померзли на морозе и чтобы рыбы не засмеяли. А то пойдет молва: Костыль, дескать, подкаблучник. Город Искитим был суров, а частный сектор, в котором жил Садовников, – еще суровее. В этом рассаднике родился, вырос и заработал первую ходку в казенный дом Штырь. Тут же под забором кооператива «Сибирьсемянторг» когда-то нюхал клей двоюродный братец Садовникова – ныне сталкер по прозвищу Нюх, перешедший на службу к «мичуринским». Здесь был дачный участок Шамана, на котором тот, поговаривают, выращивал галлюциногенные грибы.
И сейчас район жил привычной жизнью. Поздний вечер: самое время для шпаны. Компашки курсировали между дешевыми барами, дискотекой в бывшем Доме культуры и «малинами».
Человека с тростью узнавали. Кто-то здоровался: приветливо или не очень. Кто-то спешил обойти стороной. Кто-то выкрикивал что-то обидное, но непременно – издалека.
