Большую часть времени польский пан проводил в лихих набегах, разоряя приграничные земли соседних княжеств, резанского и московского, грабил купеческие караваны и ходил в набеги на татарские кочевья. В войне за наследство Витовта не участвовал.
Пока Андрей допрашивал пленных, Митяй, Прохор, урман Данил и еще пятеро ратников вздели на себя трофейные брони и пересели на трофейных лошадок. Кузьма и Неждан будут имитировать погибших литвинов, которых везут на комонях назад в усадьбу.
Лука Фомич после допроса пленников предложил князю взять некоторых полоняников на службу. Четверо мужиков бухнулись в ноги Луке, умоляя воеводу взять их в дружину православных. Остальные, кто был ранен не слишком серьезно, тоже выразили горячее желание перейти на сторону победителей. Андрей, недолго думая, согласился. Новым холопам князя, Левке, Михалке, Стефанке и Науму, после того как они дали клятву верности под княжеским стягом, вернули оружие, доспехи и коней. Остальных пленных крепко связали. Вязать полон поручили татарам, у них большой опыт в этом деле.
Для пущего правдоподобия на коней погрузили тела мертвого поляка и старшего сына польского пана. Доспехи у них приметные, все внимание и мысли противников будут заняты смертью или ранением господского сына и гостя. Татары, тем временем закончив с пленными, одевали мертвецов в свои халаты и затягивали на ногах петли своих арканов.
По замыслу Андрея, ряженые должны попасть внутрь усадьбы. Победители возвращаются домой и тянут на арканах пленных татар. Во всяком случае в ворота усадьбы они должны попасть беспрепятственно, а там всё будет зависеть от удачи и быстроты коней притаившихся в лесу отроков Андрея.
Окованные толстым железом ворота усадьбы, пронзительно скрипя давно не смазанными петлями, широко открылись, впуская отряд победителей внутрь. Высокий молодой стражник в кольчуге до колен поинтересовался, что с паничем и где остальные вои, но ряженый Прохор, промычав что-то нечленораздельное, неопределенно махнул рукой в сторону леса. Левка не растерялся, пришел на помощь Прохору, истошным голосом завопил, что они попали в засаду и молодого панича убило стрелой. Стражники, опечалившись скорбным известием о смерти молодого господина, перестали обращать внимание на всадников, глазели только на мертвецов.
Попав во двор усадьбы, ряженые бросили арканы, и трупы остались лежать прямо в большой луже, в створе ворот, мешая стражникам затворить тяжелые створки. К воротам усадьбы под бабские вопли сбегалась челядь, из дома поспешил выйти на шум сам пан с младшим сыном.
Опасаясь разоблачения, ряженые с ходу схватились за оружие. Троих стражников зарубили сразу, двое успели отпрянуть назад, за ворота. Урман Данила хлестко стеганул плеткой лошадей с убитыми литвинами, кони, заржав, рванули вскачь, сбивая с ног толпившихся вокруг челядников. Данила заревел, аки бык, яро бросился в атаку, размахивая бердышом, и пер напролом, рубя всех подряд: баб, мужиков, немало не заботясь о воротах, где заняли оборону его товарищи.
Парочка сторожи, отступившая за ворота, не догадывалась, что смерть их ждет не только от руки напавших ратников Андрея. Гришаня с Третьяком на таком расстоянии не смогли попасть с первого раза, но со второй попытки все-таки вогнали каленые стрелы в спины литвинов.
На помощь своим с помостов высокого тына спускались не меньше полудюжины воинов, еще двое остались на стене, взявшись за луки. Литвины, вернее, русские под властью Литвы, парни не хлипкого десятка. Они смело атаковали врага, пытаясь прорваться к воротам. Полетели первые стрелы, и отряд Кузьмы начал нести потери, но башенку и часть стены они смогли захватить, порубив редких защитников.
Уже четверо отроков пали от стрел литовских лучников, и одного княжеского холопа спешили, подрубив топором лошадке задние ноги. Прохор, Митяй и бывшие пленники отбивались от нападавших, изредка переходя в атаку и снова отступая к воротам.
Андрей таки получил свои несколько минут, пустил коня с места в карьер, безжалостно вонзая острожки
[87]
в бока лошади. Он вихрем ворвался в усадьбу, круша все на своем пути. Князь закрылся щитом от удара топориком. Шустрый литвин в пансыре и зерцале намеревался отрубить князю левую ногу. Дюжий мужик вздел на себя две брони, и хоть бы что ему, ловко машет боевым топором, не чувствуя двойной тяжести доспехов. Сверкающее лезвие топора скользнуло по пластинам щита и, пробив толстую кожаную попону с нашитыми поверх нее медными бляхами, намертво застряло в теле скакуна. Андрей успел пнуть ногой в голову литвина и умудрился удачно спрыгнуть с раненой лошади.
Его противник оставил попытки выдернуть застрявший топорик и быстро скинул с запястья кожаный ремешок, пока заваливающаяся на бок раненая кобыла не увлекла его за собой. Он выхватил из ножен на поясе кривую саблю и замахал ею, словно мельница.
Андрей отражал удары, щитом принимая вражеский клинок вскользь, чтобы не попортить халху, Андрей не атаковал, выжидая удобного момента. Вот литвин рубанул саблей сверху вниз, и, когда Андрей, отражая удар, резко выбросил вперед левую руку со щитом, вражина резко изменил траекторию удара, уведя клинок вниз по широкой дуге, и горизонтальным ударом под щит полоснул саблей по животу князя, защищенному стальными пластинами доспеха.
В этот момент, охнув от острой боли, Андрей сам нанес мощный удар в голову противника. Тот успел чуть отклониться в сторону, но шестопер князя опустился на его плечо, остро заточенные стальные перья шестопера разрубили пластины оплечья и переломали все кости. Воин устоял на ногах, но перестал соображать от болевого шока. Глаза раненого широко открылись, и на лице проступила гримаса ужасной боли.
Андрей с трудом высвободил шестопер из тела противника, опрокинув подранка сильным ударом щита в лицо. Все-таки тупые перья на шестопере будут получше, острые края не только дробят кости, но еще режут доспех, вот как сейчас, оружие вполне может застрять в теле врага в самую неподходящую минуту.
Перевес теперь был на стороне нападающих, и остатки челяди польского пана забаррикадировались в боярском доме. Дом двухэтажный, приличный по местным меркам – в длину пять саженей, напротив дома на высокой подклети стоит другая изба, сажени четыре в длину. Между избами сени и клети.
– Сенник проверьте, овины и в мыльню загляните, – хладнокровно раздавал приказы Лука Фомич. – Бревно тащите, двери ломать будем, – продолжали сыпаться резкие отрывистые команды.
Из овина послышался шум яростной схватки, там вовсю гремело железо и раздавались яростные крики. Затем все разом стихло, из овина вышел княжеский холоп Неждан – низкорослый, широкоплечий резанский удалец с раскосыми глазами. Мать парня побывала в татарском плену, правда, совсем недолго, муж выкупил жену, но вернули татары бабу не пустую, а с прибытком. Неждан сделал несколько неуверенных шагов, ноги парня подкосились, и он безвольным кулем рухнул на землю. Из спины Неждана торчали пробившие доспех короткие железные вилы.
– Мать честная, – изумленно ахнул Прохор, щуплый новгородец средних лет с окровавленной щекой, рассеченной сабельным ударом.
