Но сейчас идти в дом было бы неправильно – она могла столкнуться с Поппи, что усложнило бы дело. Она не предупредила Поппи, что собирается прийти к мма Цау и к тому же не хотела, чтобы у поварихи создалось впечатление, что Поппи с ней консультировалась. Нет, ей надо удостовериться в том, что она сможет поговорить с мма Цау один на один.
Небольшая группа учащихся вышла из здания рядом с кухней. Занятия кончились, и они стояли группками по двое или по трое, болтая между собой, смеясь и обмениваясь шуточками. У них ведь тоже конец месяца, поняла мма Рамотсве, и теперь у них есть карманные деньги, и они думают о том, как и с кем проведут предстоящий уик-энд. Каково это – быть одной из них? – подумала мма Рамотсве. Сама она очень рано начала работать и не была знакома со студенческой жизнью. Знают ли они, подумала мма Рамотсве, как им повезло?
Одна из учащихся отделилась от группы и пошла через газон, разделявший фургончик и здание кухни. Поравнявшись с фургончиком, она взглянула на мма Рамотсве.
– Извините меня, мма, – крикнула мма Рамотсве через открытое окно. – Извините!
Девушка остановилась и посмотрела на мма Рамотсве, которая стала вылезать из фургончика.
– Да, мма, – отозвалась она. – Вы ко мне обращаетесь?
Мма Рамотсве встала перед девушкой.
– Да, мма, – сказала она. – Вы знаете женщину, которая работает в кухне? Мма Цау? Вы знаете эту женщину?
Девушка улыбнулась.
– Это повариха. Да, я знаю эту женщину.
– Мне нужно поговорить с ней, – сказала мма Рамотсве. – Мне нужно поговорить с ней здесь, на улице, в моем фургончике. Я не хочу говорить с ней там, где кругом люди.
Девушка озадаченно посмотрела на нее:
– И что?
– Я хочу, чтобы вы пошли и сказали ей, мма, – улыбнулась мма Рамотсве. – Вы можете сходить и сказать ей, что ее ждут на улице, чтобы поговорить?
Девушка нахмурилась:
– А почему вы не пойдете сами, мма? Почему для этого вам нужна я?
Мма Рамотсве вгляделась в лицо стоявшей перед ней девушки. Какая связь существует между ними? Кто они, незнакомцы, люди, у которых нет причин что-то сделать друг для друга? Или здесь еще можно поговорить, даже с совершенно незнакомым человеком и попросить о помощи, как было раньше?
– Я прошу вас, – произнесла мма Рамотсве тихо. – Прошу вас… – Поколебавшись один момент, она добавила: – Прошу вас, сестра.
Девушка с минуту помолчала, потом слегка кивнула.
– Я сделаю это, – сказала она. – Схожу.
Мма Цау, коренастая кругленькая женщина, вышла из дверей кухни, постояла и оглядела окрестности колледжа. Взгляд ее остановился на белом фургончике, и она минуту постояла в нерешительности. Сидя в фургончике, мма Рамотсве подняла руку, чего мма Цау не могла видеть, но фургончик она заметила, а одна из учениц сказала ей:
– Там женщина, которой нужно срочно повидаться с вами, мма. Она на улице, в маленьком белом фургончике. На мой взгляд, она великовата для этого фургончика, но она хочет с вами увидеться.
Повариха направилась по газону к фургончику. У нее необычная походка, заметила мма Рамотсве, либо она слегка прихрамывает, либо ставит носки наружу. У мма Макутси была чуть заметная склонность так ставить ноги, мма Рамотсве видела это, но никогда не делала замечаний; однажды она наберется храбрости и предложит мма Макутси подумать над своей походкой. При этом надо быть очень осмотрительной – мма Макутси очень чувствительна к своей внешности, и такое замечание может расстроить ее, даже если сделано с целью помочь.
Мма Цау заглянула в фургончик:
– Вы искали меня, мма? – Голос был громкий, неожиданно громкий для такой небольшой женщины; голос, каким обычно кричат на людей. Считается, что профессиональные повара – крикуны, вспомнила мма Рамотсве. Они кричат на людей, которые работают на кухне, а некоторые – и довольно известные – швыряют разные вещи. Этому нет извинения, разумеется. Мма Рамотсве была потрясена, когда прочитала в журнале статью об известном заморском шеф-поваре, который выливал холодный суп на головы своим подручным, если они не оправдывали его ожиданий. Еще он всячески обзывал их, что ничуть не лучше. Сквернословие, подумала она, это признак плохого характера и отсутствия заботы о других. Такие люди не умны и не храбры просто потому, что сквернословят: каждый раз, как они открывают рот, они словно объявляют: «У меня скудный запас слов». Интересно, мма Цау, кругленькая женщина в голубом в крапинку шарфе вокруг шеи, из таких поваров? По виду вряд ли она выливала холодный суп кому-нибудь на голову.
– Да, мма, – отозвалась мма Рамотсве, пытаясь отогнать от себя неизвестно откуда взявшееся видение мма Цау, выплескивающей кастрюлю супа на голову… Чарли. Вот так картина! Но она тут же сменилась образом мистера Матекони, расстроенного плохо выполненной работой, который производит то же действие над головой ученика, и мма Макутси, которая выливает суп на… Она заставила себя остановиться. – Прошу вас, я хотела бы поговорить с вами.
Мма Цау потерла лоб.
– Я вас слушаю, – сказала она.
– Это частное дело, – пояснила мма Рамотсве. – Мы можем поговорить в моем фургончике, если вы не возражаете.
Мма Цау нахмурилась.
– Что за частное дело? – спросила она. – Вы хотите мне что-то продать, мма?
Мма Рамотсве оглянулась, как человек, который хочет сообщить нечто секретное.
– Речь идет о вашем муже, – сказала она.
Эти слова оказали нужное воздействие. Как только был упомянут ее муж, мма Цау вздрогнула, словно кто-то плеснул ей… Она откинула голову назад и искоса посмотрела на мма Рамотсве сощуренными глазами:
– О моем муже?
– Да, мма, о вашем муже. – Мма Рамотсве кивком головы показала на дверцу автомашины. – Почему бы вам не сесть в фургончик, мма? Мы можем здесь поговорить.
Ей показалось, что мма Цау собирается развернуться и уйти в дом. Женщина колебалась, глаза ее бегали. Потом она снова пристально посмотрела на мма Рамотсве. И стала медленно обходить фургончик спереди, не отрывая взгляда от мма Рамотсве.
– Вы можете опустить окошко, мма, – сказала мма Рамотсве, когда женщина опустилась на сиденье рядом с ней. – Будет прохладнее. Сегодня очень жарко, правда?
Мма Цау сложила руки на коленях и уставилась на них. Она не ответила на реплику мма Рамотсве. В замкнутом пространстве фургончика слышалось ее тяжелое дыхание. Мма Рамотсве немного помолчала, давая ей возможность отдышаться. Но дыхание мма Цау не изменилось, оно напоминало шум ветра в кроне дерева, шелест листьев. Мма Рамотсве повернулась и посмотрела на повариху. Она была готова к тому, что ей не понравится женщина, которая ворует еду у студентов колледжа; женщина, которая так несправедливо обошлась с безобидной Поппи, угрожая уволить ее. Но сейчас, увидев ее во плоти, такую маленькую, со странной походкой, невозможно было не посочувствовать ей. И конечно, мма Рамотсве всегда было трудно не проникнуться сочувствием к другому человеку, хотя его поведение могло вызывать нарекания, а неприятные черты характера нельзя было не заметить, просто потому, что на самом глубоком, интуитивном уровне она понимала, что быть человеком непросто. Каждый, думала она, может легко сделать что-то плохое, проявить слабость, оказаться эгоистом; это значило, что мма Рамотсве могла понять – и понимала, – но не оправдать – она и не оправдывала – или разделить точку зрения – она и не разделяла, – что один человек не должен судить других. Разумеется, человек может судить других, и мма Рамотсве прибегала к нормам древней ботсванской морали, вынося свои суждения. Но в древней ботсванской морали не содержалось ничего, что запрещало бы человеку простить тех, кто слаб; на самом деле древняя ботсванская мораль была очень конкретна относительно прощения. Человек не должен таить зло на другого, предписывала она, потому что это разрушает мир в обществе, разрушает связи между людьми.
