Она замолчала, не то переводя дыхание, не то ожидая хоть какой-то реакции на свои слова.
– Весьма похвально, – сдержанно прокомментировал Войтех. – Как ты думаешь, сколько еще женщин подвергается насилию в данный конкретный момент? Пока мы с тобой тут разговариваем, кого-то где-то бьют и могут забить до смерти. Кого-то просто планируют убить. Кто-то подвергается сексуальному насилию, которое, возможно, закончится смертью. Может быть, бросим все наши дела и направим наши усилия исключительно на спасение всех от всего?
Саша растерялась. Это не было той реакцией, которую она от него ждала.
– А если бы это была я? – спросила она. – Если предположить, что одной из тех девушек могла быть я. Или Лиля. Тебе тоже было бы плевать, потому что в данный конкретный момент где-то еще какие-то женщины подвергаются насилию?
Теперь Войтех выглядел удивленным.
– С чего ты взяла, что мне плевать? Мне не наплевать и на этих девушек, хотя я их не знаю. Но их спасением занимается ваша полиция. У меня свои задачи. Я не частный детектив, я не неуловимый мститель, я не супергерой, который взялся в одиночку защищать город от преступности. Ко мне обратились конкретные люди с конкретной просьбой, у меня свои цели, и я не могу забывать о них каждый раз, когда вижу цель более важную, но для которой я все равно не гожусь. И если уж на то пошло, то среди этих девушек нет ни тебя, ни Лили, ни кого-либо еще, кого бы я знал.
– Значит, в этом для тебя разница, да? Если бы ты их знал, их спасение стало бы более важной целью, чем какие-то там сообщения в Скайпе? Я не говорю, что ты должен все бросить и искать этого маньяка, ты прав, для этого есть специально обученные люди. Меня просто поражает твое равнодушие. И знаешь, что удивляет больше всего?
– Что?
– Что это говоришь именно ты. Я могу понять Лилю. Она никогда не оказывалась в подобной ситуации, а человеку сложно поставить себя на место другого, сложно представить, как страшно умирать, не дождавшись спасения. Но ты… Ты ведь практически был на месте этих девушек. Однажды ты уже умирал и знаешь, как это страшно. Там, – Саша на мгновение посмотрела вверх, – ты ведь ждал чуда, так? Знал, что чудес не бывает, но ждал, что что-то произойдет. Кто-то просто придет и спасет тебя. Просто так, просто потому, что ты не должен и не можешь умереть сейчас. У тебя много дел, много планов, и никто не имеет права отбирать у тебя жизнь. И тебе наверняка было все равно, кто это будет: специально обученные люди или просто тот, кто проходил мимо, у которого были свои цели и задачи и кто тебя совсем не знает.
Пока она говорила, Войтех чувствовал, как сжимаются кулаки, как коротко стриженые ногти впиваются в ладонь. Он старался сохранять спокойствие и невозмутимость, но с каждым ее новым словом это становилось все трудней. Когда она замолчала, сердце в его груди уже стучало как вчера во время видений, он уже не мог дышать ровно, и это выдавало внезапно вспыхнувшую злость. Захотелось сказать ей что-нибудь резкое. Что-нибудь такое, что навсегда отучило бы ее пытаться манипулировать его мнением, вспоминая этот случай. Чтобы она не смела говорить о том, чего не понимает. Вместо этого он только стиснул на несколько секунд челюсти, непроизвольно прищурив глаза.
Гнев – это тоже всего лишь эмоция, как и страх. Гнев можно контролировать.
– Ты права. – Когда он наконец заговорил, голос его звучал уже ровно, никак не выдавая тот внутренний эмоциональный взрыв, который вызвали ее слова. – Я знаю, что такое ожидание смерти и полная беспомощность. – Он шагнул к ней ближе, сокращая расстояние в несколько метров до расстояния вытянутой руки. – И ты права, я готов был все отдать за спасение. За то, чтобы кто-то – кто угодно – пришел и спас меня и тех, кто был со мной. Да что уж там, хотя бы меня, в тот момент мне было плевать на других. Но знаешь что? – передразнил он ее, наклоняясь еще ближе, так, что кончики их носов чуть не соприкоснулись. Почти шепотом он ответил на свой собственный вопрос, не дожидаясь ее реакции: – Никто так и не пришел.
Саша испуганно смотрела на него, не зная, что сказать. То, что переступила какую-то черту, даже не заметив ее, она поняла сразу, едва услышала его слишком спокойный голос, никак не вязавшийся с выражением лица. Войтех умел быстро брать себя в руки, но за несколько мгновений она успела понять, что для него значили ее необдуманные слова. В какой-то момент ей даже показалось, что он сейчас ударит ее. Во всяком случае, она бы на его месте влепила пощечину за подобное.
Но когда он приблизился к ней, когда замолчал, с раздражением глядя ей в глаза, она испугалась другого: что он не простит ей этих слов. Он прощал ей ее неуемное любопытство, ее бесконечные вопросы, иногда слишком личные и бестактные. Он рассказывал ей то, чего никогда не рассказывал никому другому. Это можно было назвать доверием, и теперь она боялась, что только что его потеряла.
– Прости, я… я не должна была… – Слова прозвучали так тихо, что, если бы Войтех был чуть дальше от нее, он бы их даже не услышал.
– Не должна, – согласился он, выпрямляясь. – Больше так не делай, пожалуйста.
Он обошел ее, спустился вниз по ступенькам, сделал несколько шагов по тропинке, приметил дерево, которое видел вчера, и приблизился к нему. Сейчас было светлее, чем накануне, и страшные темные пятна крови в естественной нише были видны лучше. Войтех чувствовал, что разговор закончился как-то неправильно. Вместо того чтобы разрядить обстановку, он только сильнее ее накалил. Стараясь придерживаться того же спокойного тона, он попытался расставить все точки над «i»:
– Все это очень просто, Саша. Да, у меня есть свои цели и задачи. Мне нужна ваша помощь для их достижения, но я никого не держу рядом с собой насильно. Если мои цели тебе не нравятся, если мое поведение тебя задевает, ты всегда вольна уйти и сказать, чтобы я больше тебе не звонил. Я буду искренне огорчен этим, но отговаривать не стану. Или мы можем продолжать делать это вместе, но тогда я прошу смириться с теми приоритетами, которые определяю я. – Он обернулся к ней, чтобы видеть ее реакцию на свои слова, но она стояла на тропинке и просто молча смотрела на него. – Но никогда, пожалуйста, не пытайся давать оценку моим мыслям и тем более моим чувствам. Я действую, исходя из своих объективных возможностей. Как я при этом отношусь к ним, никого не касается, даже тебя. Если карта ляжет так, что я смогу что-то сделать для похищенных девушек, я это сделаю. Тебе бы стоило это понимать, – последнюю фразу он пробормотал уже тише, снова поворачиваясь к дереву.
Саша сделала неуверенный шаг к нему, но тут же остановилась. Чувство вины всегда злило ее. Она не любила быть неправой и тем более не любила, когда ей на это указывали. Но сейчас почему-то злости не было. Она просто чувствовала вину за свои слова, за то, что в попытке доказать ему свою правоту, задела то, что трогать не должна была. Она готова была извиниться, но это не значило, что она поменяла свое мнение относительно задач их расследования.
– Я не хочу уходить, – честно сказала она. – И я рада, что этого не хочешь ты. Даже после того, что я тебе наговорила. Мне действительно жаль, Войтех, это было необдуманно с моей стороны. Но я не буду тебе лгать. Я все равно считаю жизнь девушек приоритетом. Потому что можно потерять все, что угодно, но подняться и пойти дальше. А потеря жизни – это конец. Это навсегда. Это нельзя изменить. Я согласна уважать твое мнение и твое решение по этому вопросу, но мое мнение от этого не меняется. Если тебя это устраивает, мы продолжаем работать вместе. Если нет, то мне в самом деле лучше уйти, потому что я никогда не смогу думать, как ты.
