Мои ботинки хрустели по мерзлой траве и снегу, когда я обогнула джип и подошла к Джейсу. Он остановился и посмотрел на меня с высоты своего роста. Неуверенность и ранимость, читавшиеся в его лице, терзали мое сердце. Он протянул ко мне свободную руку, не защищенную от холода, и я тотчас накрыла ее своей рукой в теплой перчатке. Казалось, ощущение наших сцепленных рук придало ему сил.
Мы молчали, пока шли мимо могильных камней, и я старалась не думать о похоронах Дебби, о том, как Эрик обвинил меня в ее смерти перед всей процессией, но не получалось. Она тоже была погребена здесь, но по другую сторону от главной дороги.
Говорят, что кладбища навевают покой, но эта неподвижность – полное отсутствие жизни – всегда пугала меня. Хотя сегодня все было иначе. Когда мы подошли к старому дубу, я не вспоминала «Ночь живых мертвецов»
[39]
и не думала о том, что у нас под ногами трупы.
Я думала только о Джейсе и о том, как это трудно для него.
Когда он вдруг остановился, я поняла, что мы у могилы Кари. Проследив за его взглядом, я еле слышно вздохнула.
Надгробие было сделано из полированного серого мрамора с могильным камнем в форме сердца. На нем был выгравирован молящийся ангел, а под коленопреклоненной фигуркой выбито имя: Кари Энн Тинсмен. Даты рождения и смерти, несправедливо близкие друг к другу.
Это она. Ни лица. Ни тела. Вся ее жизнь уместилась в каллиграфической надписи под датами: Любящей сестре, дочери и матери, уснувшей в объятиях ангелов.
Матери.
Ком подступил к горлу. Кари так и не удалось побыть матерью. Черт возьми, ей вообще никем не удалось побыть.
Джейс медленно покачал головой, устремив взгляд на могилу. Я даже представить себе не могла, о чем он думает. Наверное, понемногу обо всем, что им пришлось пройти за их короткую совместную жизнь.
Многое из того, о чем Джейс говорил в прошлом, в эту минуту обретало смысл. Он убеждал меня, что самое прекрасное в жизни порой рождается из трагедии. Он знал это не понаслышке. Нежданная беременность подарила ему Джека, а трагическая смерть любимой подтолкнула его в нужном направлении.
Я могла бы сказать то же самое об утрате возможности танцевать. Я надеялась, что, обучая детей, смогу хоть как-то изменить мир, и не потому ли становятся учителями? Уж точно не из-за денег. Мотивация гораздо более глубокая и существенная. Учителя формируют будущее. Танцоры развлекают. И это не значит, что я уже никогда не стану частью этого мира. У меня появилась цель вернуть Эвери в студию, и, возможно, мне захочется воспитывать юных балерин.
А мне уже хотелось.
В этом, наверное, и кроется великий смысл смерти. Смерть всегда напоминает живым о том, что надо жить – жить настоящим и смотреть вперед, в будущее.
– Она действительно была… замечательная, – сказал он наконец, нарушая тишину.
В моей улыбке стояли слезы.
– Я в этом уверена.
Джейс долго смотрел на надгробный камень. В его руке дрожали лепестки красной пуансетии. Я сомневалась, что от холода.
– Она любила зиму и снег. – Он замолчал, и по его горлу пробежала волна, когда его взгляд устремился к небу. Белые хлопья падали тяжелыми заплатками. Его слова прозвучали искренне, когда он снова заговорил: – Думаю, это не просто совпадение.
Я наблюдала за большой снежинкой, которая, покружившись, успокоилась на изгибе мраморного сердца.
У Джейса вырвался глубокий судорожный вздох.
– Я думаю, у Джека это от нее. Любовь к зиме. Это его любимое время года. Может, из-за Рождества, конечно, но мне нравится думать, что это из-за нее.
Я сжала его руку.
– Зима – неплохое время года.
Уголок его губ приподнялся.
– Я – летний тип. – Джейс высвободил свою руку и шагнул вперед. Опустившись на колени, он положил красивые красные цветы в основание надгробия.
В молчании я смотрела, как он снимает шапку и склоняет голову, и не знаю, то ли он молился, то ли разговаривал с Кари. Как бы то ни было, у меня возникло такое чувство, будто я подслушиваю; это был такой интимный, печальный момент.
Смаргивая слезы, я остановила взгляд на дереве и тяжело сглотнула. Снег покрыл голые ветви, и они печально поникли под его опушкой.
Когда Джейс подошел ко мне, он уже был в шапке, а кончик его носа покраснел, как, наверное, и мой.
– Ты не возражаешь, если мы побудем еще немного? Я понимаю, ты замерзла, но можешь подождать…
– Я в порядке. – Даже если бы он захотел остаться здесь на месяц, я все равно бы не ушла. – Мы можем побыть здесь столько, сколько ты захочешь.
– Спасибо тебе. – Его спина уже не выглядела такой напряженной, когда он положил руку мне на плечи. Притянув меня к себе, укрывая от холода своим телом, он прижался щекой к моей макушке и вздохнул. – Спасибо, что ты здесь со мной.
* * *
Ферма Уинстедов превратилась в ослепительную зимнюю страну чудес.
Как будто Санту вырвало праздничным настроением, но в хорошем смысле. Разноцветные фонарики украшали изгороди вдоль подъездной аллеи. Амбар переливался красными, зелеными, синими огоньками, а фасад дома искрился, как гигантский квадратный дискошар.
Джейс хохотнул, увидев, как округлились мои глаза, и я улыбнулась, потому что он впервые рассмеялся с тех пор, как мы покинули кладбище.
– Мои старики немножко сходят с ума во время Рождества, особенно из-за Джека.
Немножко? У крыльца сидел надувной Санта-Клаус. На крыше разместились восемь пластмассовых оленей.
[40]
Рудольф, девятый и самый главный олень, числился пропавшим без вести. Пластиковый Санта с мешком подарков забрался на трубу.
Перед крыльцом высился гигантский снежный шар, тоже надувной. В больших окнах дома отражались огни наряженных елок. Мои родители придерживались одной цветовой гаммы в рождественском убранстве, но здешнее разноцветье мне нравилось гораздо больше. Было что-то особенно теплое в этом хаосе огней.
– Оставим подарки в джипе, – сказал он, когда мы вышли из машины. – Знаешь, Санта ведь еще не приехал.
Я усмехнулась.
– Санта на крыше, кажется, уже изрядно набрался.
Он поднял глаза и засмеялся, когда увидел на трубе шатающегося от ветра Санту.
– Это мой Санта.
Я задержалась у крыльца, отряхивая ботинки от налипшего снега.
– Ты уверен, что я здесь не лишняя?
