Поджав ноги, устроилась на покрывале. Геральт сел рядом, вполоборота. Бедра касались моих бедер, множа, казалось, не спешившие исчезать мурашки. Но странное дело, я не хотела, чтобы навсей отодвинулся.
– Для начала, Дария, – пальцы Геральта очертили абрис лица и чуть приоткрыли губы, отчего рот тут же наполнился слюной, – хочешь ли ты поцеловать? Вернее, не так: нравлюсь ли я тебе?
Кивнула.
Дожила, уже говорить не могу! Видимо, мурашки добрались до горла.
– Хорошо. Тогда я сейчас покажу, а ты повторишь. Расслабься и делай, что хочется, не заботясь о приличиях. Языка не бойся, он совсем не страшный.
Геральт наклонился ко мне и прильнул к губам. Точнее, губе. Верхней. Ох, мне такое точно не повторить, особенно если думаешь не о технике, а тонешь в окружающем пространстве. Губы чесались, горели так, будто их искусали. Унять пожар могли только прикосновения навсея. Он сначала облизывал мои губы, а потом проник языком в рот. Тут я воспротивилась, но навсей буквально впился в губы, не позволяя разорвать поцелуй. Язык змеей извивался вокруг моего, проникая все глубже. Дышать стало тяжело, удерживать равновесие тоже, и я положила руки Геральту на плечи. Тот, будто издеваясь, вытащил язык, на прощание пощекотав кончик моего, и прикусил губу. От неожиданности дернулась и оттолкнула навсея.
– Да-а, – горестно прокомментировал Геральт, – что же с тобой при настоящих поцелуях будет? Я-то хотел вампирий показать. Ладно, – смилостивился он, – общий принцип усвоила? – Кивнула. – Тогда сейчас потренируешься.
Геральт откинулся на покрывало и взглядом разрешил начинать. В растерянности смотрела на него, не зная, что делать, потом попросила закрыть глаза: не могу, когда он смотрит.
– Оседлай, так удобнее, – подсказал Геральт.
Глаза закрыл, но от этого лучше не стало.
Подобрав полы халата, села рядом, боком, и потянулась к губам навсея. Неудобно, то спину перекручу, то целую как-то наискось. Помучившись немного, поняла: придется оседлать, и, стараясь не думать о приличиях и мужской физиологии, уселась на Геральта. На живот, чтобы не возбудить. Главное, не ерзать, а то завязки панталон развяжутся. Геральт, допустим, не увидит, рубашка скроет, зато сама от стыда сгорю. И так сжала бедрами бока мужчины, выставила напоказ ноги. Ладно, спокойно, я просто сижу. Только как успокоиться, когда пальцы Геральта ласкают стопы? Ммм, лучше служанки. В итоге забыла, зачем залезла на навсея, и млела под его руками.
Будто накрывает волна, и я тону в ней, тону… и тут вспоминаю, что делаю.
С визгом соскочила с кровати и, запутавшись в полах халата, рухнула на пол, больно ударилась носом. Аж до слез.
– Ну, чего ты?
Геральт мгновенно оказался рядом, попытался обнять, но я извернулась и ударила его. Несильно, но все равно испугалась. Сжалась, прислонившись спиной к ножке кровати, и приготовилась к наказанию, даже руки для защиты выставила.
– Дария? – Брови навсея изумленно поползли вверх. Кажется, мой удар – что комариный укус. Ну да, не по лицу же – кулачком в плечо. Потом Геральт сообразил, почему так себя веду, и, не веря, переспросил: – Решила, будто в отместку тоже ударю?
Кивнула и отважилась опустить руки. Понадеемся на лучшее, хотя в этом мире нельзя быть ни в чем уверенной.
Навсей цокнул языком и покачал головой.
– Больно? – Не ожидала услышать в голосе постыдные для темного эмоции. Хотя верно, я ведь слабенькая, слабых можно жалеть. – Давай посмотрю.
Геральт опустился на корточки и потянулся к лицу. Зажмурилась и покачала головой.
– Почему «нет»? – удивился навсей. – В чем дело? Все хорошо шло, тебе нравилось…
– Вы чужой муж, а я не ваша невеста. Что вы мне подмешали, почему я растеряла последний стыд? – прошептала в ладони, прячась от собственной совести.
– Девочка, ты бы в отшельницы ушла, – то ли в шутку, то ли всерьез посоветовал Геральт. – А то на свете везде мужчины, устанешь обвинять каждого понравившегося в грязной похоти. И оправдание-то какое нашла: чужой муж! Холостому бы трагично ляпнула: «Ах, вы одинокий, это неприлично!» Сама-то хочешь? Если да, не ищи оправданий и пробуй.
Молчала, не зная, что ответить. Навсей между тем добрался-таки до носа и, пробурчав нелицеприятную фразу про девственниц, панически боящихся мужчин-людоедов, залечил его.
– Спасибо! – наградила его благодарной улыбкой.
А ведь Геральт прав, я действительно странно веду себя, когда мужчина проявляет интерес. Хочу и тут же себе запрещаю. И с поцелуями этими… Не рождаются же от них дети, право слово! Вон девчонки из города с двенадцати вовсю целовались и выглядели счастливыми, а мне запрещали даже за руку мужчину держать. Может, вовсе не из-за приличий? Алексии ведь разрешали, а со мной боялись, чтобы не растеряла загадочную силу или что там хотели заполучить мнимые родственники? Вот и растили в строгости. Геральту же сила не нужна, иначе бы тоже вел себя иначе.
– Поцелуй и второй синячок уберу.
Долго не могла набраться мужества, но ткнулась-таки в мягкие, манящие, чуть влажные губы. Как там Геральт учил? Вроде получается, теперь нужно проникнуть языком в рот. Красиво не вышло. Отчаянно боролась с собственной неуклюжестью. Навсей не помогал, приходилось делать все самой. Порядком обслюнявив ему рот, но кое-как справилась.
– Неплохо для первого раза, – скептически оценил успехи Геральт. – Ты слишком сильно давишь на губы. Попроси на кухне персик, выбери самый спелый и целуй. Он не должен лопнуть. Дыши носом, не надо задерживать дыхание. С языком смелее. Давай попробуем снова, для закрепления материала.
Покорно вновь прильнула к губам навсея и постаралась выполнить указания, на этот раз поцеловать нежно, мягко. Если в первый раз чужой рот вызывал легкую брезгливость: слюна, дыхание, теплый вялый язык – то теперь осмелела, даже пощекотала уздечку.
Вседержители, мне нравилось! И, похоже, не только мне. Это-то и отрезвило, заставило упереться ладонями в грудь Геральта и, унимая дыхание, прошептать: «Нет». Навсей взглядом обиженно спросил: «Почему?» Соблазняет, пользуется женской слабостью!
– Уходите. Пожалуйста, уходите! Понимаю, темные иные, вам плевать, но мне… Вы утолите желание, и все, интерес потерян. Я же… Не в девственности дело, а в чести. Вы меня как вещь выбросите, да еще… – тут я сделала глубокий вдох и решилась признаться, – сердце разобьете. После только в реку.
Геральт указал на кресла у камина, предлагая поговорить. Запахнув полы халата, утерла лицо и мимоходом глянула на себя в зеркало – встрепанная, раскрасневшаяся.
Губы до сих пор чешутся.
Чувствую присутствие навсея и нервничаю. Перед глазами то линия мужественного подбородка, то длинные ресницы, то болотный ободок радужки. И сердце ухает, словно в бездну проваливается.
Первой навсей усадил меня, затем устроился сам и предложил задавать вопросы.
