– Аминь, святой дух, – затараторила она. – Что с вами случилось? Господи, боже мой!
Она навалилась на него и обхватила обеими руками, не давая ему двигаться, чтобы он не покалечил себя, при этом продолжая причитать.
Сколько длилась борьба, Антон не знал, но с каждой секундой, сдерживаемые Тамарой, его рывки становились все слабее и слабее, пока наконец не прекратились.
Увидев, что Антон успокоился, домработница встала с него и осмотрела.
– Со мной все хорошо, – просипел он, пытаясь присесть и натягивая на себя одеяло, чтобы скрыть наготу.
В комнате все было так же, как и во сне – разбросаны вещи, открыто окно. Антону стало стыдно. Он понял, что все произошедшее с ним только что – сон.
– Извините, – виновато произнес Антон.
– Да что вы, что вы! – опять скороговоркой выпалила Тамара. – Это вы меня извините. Я, кажется, вас немного помяла. Но я не специально, боялась, что вы с кровати упадете и не ровен час себе что-нибудь сломаете. Слава богу, все обошлось.
Она вздохнула и уставилась на Антона. Оба молчали и пауза начала затягиваться.
– Можно, я оденусь? – спросил Антон, надеясь, что женщина, наконец, уйдет.
– Да, да, – взмахнув руками, – ответила работница и быстро направилась к выходу. – Если что, я буду рядом за дверью. Зовите.
Антон дождался, когда Тамара закроет за собой дверь, встал с кровати и, собрав свою одежду, надел ее. Убираться в комнате не было сил, их окончательно отнял кошмар.
В коридоре у дверей стояла обеспокоенная Тамара.
– Вам помочь? – предложила она.
Антон отрицательно покачал головой.
– Я сам, – просипел он. – Вы в комнате приберите. Хорошо?
Опираясь о стенку, Антон кое-как добрался до ванной. Некоторое время он стоял, боясь зайти внутрь, но поборов свои страхи, все же зашел. Ничего пугающего или опасного в ванной не оказалось, умываясь, он с опаской поглядывал на свое отражение в зеркале и старался не наклоняться над раковиной. Холодная вода придала ему немного сил.
Антон вернулся в комнату. Тамара уже заканчивала там уборку, накрывая покрывалом кровать.
– А Лизы дома нет? – спросил Антон.
– Ой, – с испугом вскрикнула Тамара, поворачиваясь на голос гостя.
– Это опять я, – на всякий случай уточнил он.
– Да уж вижу, что вы, а не черт рогатый, – с упреком сказала она. – Елизавета Михайловна уехала поутру в город. Еще дождь моросил. Вас сказала не будить, а когда проснетесь передать, что она перезвонит вам, но, возможно, задержится до самого вечера. И что дом весь в вашем распоряжении.
Антон понимающе покачал головой.
– А со вчерашнего дня ничего поесть не осталось?
Тамара нахмурилась. Предположение гостя ее явно задело.
– Что значит, «поесть не осталось», – уперев руки в бока, возмущенно выпалила она. – У меня не вчерашнее, а свежее все, с пылу-жару. И первое, и второе, и пирожки, и ватрушки.
Уже через пару минут Антон сидел на кухне за столом и с удовольствием уплетал свежую выпечку, запивая ее крепким сладким чаем. Быть одному ему сейчас не хотелось, поэтому Антон отказался завтракать в обеденном зале, как предлагала Тамара, а решил побыть на кухне, на месте трудовой вахты работницы.
Еда понемногу восстанавливала силы, появилось желание поговорить.
– Тамара, а вы тут давно живете?
Домработница, которая пока Антон ел, хозяйничала на кухне, оторвалась от мытья посуды и ответила:
– С самого рождения и живу. Уже шестьдесят первый годок пошел. Тут, как говорится, родилась и крестилась и, вот, сгодилась.
Антон улыбнулся, отмечая необычную для него манеру разговора своей собеседницы.
– А что, больше нигде, кроме как здесь, у Лизы, вы не работали?
Тамара пожала плечами и сказала:
– Почему же не работала, работала. Начинала еще в колхозе, как и все, дояркой. Потом пошла на повышение, а тут перестройка, Союз почил в бозе, царствие ему, как говорится…
Вода почти заполнила всю раковину и она, прервав свой ответ, закрыла кран, после чего продолжала:
– Дальше было туго. Работы нет, еды нет. А тут Михаил Павлович, папа Лизы, меня пригласил последить зимой за домом, а то сторож его, дед Иван, умер по осени, а нехорошо родовое гнездо без присмотра бросать. Так вот, за зимой – лето, а потом пошло-поехало. Дальше стройка началась. Я тут узбеками командовала, работать учила.
Тамара вздохнула, вспоминая о прошлом. Антон закончил есть и теперь только слушал домработницу.
– Умер Михаил Павлович, и хозяйкой стала Лизонька. Вот только ей нет дела до дома и хозяйства, занятая она очень. Первый раз за три последних года приехала.
– А раньше чаще бывала? – уточнил Антон.
– Да нет, – ответила Тамара. – Не часто, но бывала. А вот ее отец любил заезжать.
Она стала вытирать посуду и поинтересовалась: «А что с вами с утра-то было? Это болезнь какая, или кошмар приснился?»
– Кошмар, – ограничился он коротким ответом, а потом добавил, прочитав всплывшее в памяти стихотворение:
Как сладок сон, но горько пробужденье.
Не властны мы над бытием тогда,
Когда бегут беспамятства мгновенья,
Когда без тела странствует душа.
Антон встал из-за стола, размышляя, чем бы ему заняться до приезда Лизы, но тут вспомнил о том, что когда был на прогулке по селу, хотел узнать о странной постройке на речке. А его спутница говорила, что ответить на его вопрос может ее домработница. Поэтому Антон, решив удовлетворить свое любопытство, поинтересовался:
– А что за странный причал стоит на берегу ручья?
Тамара пристально посмотрела на Антона и вместо ответа спросила сама:
– А по какому поводу у вас возник такой интерес?
Антон пояснил ей, что его интерес, в общем-то, праздный, просто ему показалось странным, что помост возведен в таком месте. Также он уточнил, что Лиза не смогла ему объяснить, что это за постройка.
– Это ребятишки сделали, шалости ради, – неуверенным голосом проговорила Тамара. – Летом приезжают на каникулы, вот и играют там.
Антон удивился ответу, вспоминая из каких массивных бревен была сделана постройка.
– Да как у них сил-то хватило?
– А-а-а-а, – запнулась домработница, – так не одни же они возились. Им взрослые помогли.
Антон, удовлетворив свой интерес, уже направился к выходу из кухни, когда решил уточнить еще одну вещь.
– А зачем эти ребятишки там сена стог свалили?
Ответа не было. Он остановился и обернулся, поглядев на Тамару. Она стояла как вкопанная и молчала. Ее глаза расширились и выражали неприкрытый ужас. Правой рукой она держалась за сердце.
