– Спасибо за то, что согласились с нами пообедать, – дипломатично произнес Шандор, давая понять, что принимает выбор дочери.
– Вам спасибо за приглашение и чудесный вечер. – Николас улыбнулся человеку в инвалидном кресле, который смотрел на него с интересом и уважением.
– Вы честны, и мне это нравится. Не волнуйтесь за Кристиану, она не упадет, – повторил Шандор. Теперь он ясно видел, что немецкий граф неравнодушен к дочери. Вопрос заключался в том, до какой степени и надолго ли. Ему очень не хотелось, чтобы Кристиана осталась с разбитым сердцем, доверившись пришельцу из другого мира. Если граф вдруг решит вернуться в свою Германию, то ни за что не возьмет ее с собой, в свою прежнюю жизнь. Там ее не поймут и не примут.
– Надеюсь, что так, – тихо ответил Николас. Он знал, что, если случится страшное, потери не переживет. Впрочем, говорить об этом вслух было незачем: все сказали глаза. – Хочется верить, что вы правы.
– Смотрите только, чтобы она не упала с вашей лошади, – предупредил отец полушутя-полусерьезно.
– Если такое произойдет, застрелю лошадь собственными руками, – с чувством ответил Николас. Он был готов защищать Кристиану любым способом.
– Приходите к нам еще, – с улыбкой пригласил Шандор и протянул руку. Николас с готовностью пожал сильную ладонь.
– Спасибо, непременно. С удовольствием пригласил бы вас к себе, но, боюсь, угощать придется сосисками с общей кухни. Повар из меня никудышный, – добавил он с сожалением, и Маркович от души рассмеялся.
– Когда-нибудь пригласим вас в польский ресторан. Там отлично готовят – намного лучше, чем мои невестки. Во время зимнего перерыва мы нередко туда наведываемся. – Идея Николасу понравилась. Он окликнул сыновей и напомнил, что пора домой. Мальчики послушно надели куртки, и Кристиана проводила гостей в ночную прохладу. Дождь, который шел почти весь день, только что закончился, воздух еще хранил влажную свежесть, но в небе уже высыпали звезды.
– Ты им понравился, – произнесла Кристиана очень тихо, чтобы никто не услышал. Дети шли впереди, что-то бурно обсуждая, и не обращали внимания на разговоры взрослых.
– Скорее всего, твоим родственникам просто понравилось обыгрывать меня в покер. – Николас потерял десять долларов, что было для него суммой немалой, но в дипломатических целях был готов пожертвовать и большим. Он тоже считал, что вечер прошел удачно. Семья Кристианы ему понравилась, даже несмотря на легкомысленное отношение к опасности. Казалось, Марковичи привыкли надеяться на милость судьбы и не собирались ничего менять.
– Нет, они действительно прониклись к тебе симпатией – и отец, и тетушка, и братья, – возразила Кристиана. – Ты так замечательно держался и был к ним очень добр. – Она взглянула с благодарностью.
– Они тепло меня приняли, – ответил Николас. Гимнасты держались грубовато, но он сумел заметить их неоспоримые достоинства. К тому же они принадлежали иной культуре и жили по правилам и традициям цирка, которые он научился уважать – лишь бы от этих правил не пострадала любимая.
– Спокойной ночи и до завтра, – простился Николас. Очень хотелось ее поцеловать, но он не осмелился: могли увидеть и ее родные, и мальчики. Несмотря на то что отношения их продолжались уже много месяцев, хотелось оградить чувство от посторонних глаз. Знакомство с отцом и братьями стало ценным приобретением, которым следовало дорожить. Кажется, ему удалось доказать, что он честный человек и к жизни относится серьезно; возможно, со временем они научатся уважать их с Кристианой чувство. Ну а пока он сумел заслужить расположение семьи, что было важно и для него самого, и для Кристианы. Убедил, что он вовсе не заносчивый немецкий граф, каким они считали его прежде. Честно рассказал, почему приехал в американский цирк и сколько намерен здесь оставаться. Честно говоря, он и сам не знал своих планов. Во время войны все жили в неопределенном, призрачном мире. Но он дал понять, что смело, с достоинством принимает вызов судьбы и готов стоять до конца. На первое время вполне достаточно и этого.
– Люблю тебя, – прошептала Кристиана едва слышно.
– И я тебя люблю, – ответил он одними губами, догнал сыновей и вместе с ними пошел к своему трейлеру.
– Все Марковичи очень хорошие, – прокомментировал Тобиас, чрезвычайно довольный приятным вечером и вкусной едой.
– А я обыграл Кристиану в карты! – торжествующе провозгласил Лукас, и отец рассмеялся.
– Молодец, – похвалил он. – Надеюсь, выручил хоть немного денег, ведь ее братья едва меня не разорили. Крепкие парни, ничего не скажешь.
– Она мне очень нравится, папа, – признался Лукас и сладко зевнул.
– И мне тоже, – негромко согласился Николас. Тобиас молча улыбнулся: он уже давно разгадал секрет. – Ну а теперь быстрее ложитесь спать, – распорядился отец, не желая продолжать разговор. Пять минут спустя, почистив зубы и надев пижамы, мальчики лежали в кроватях. Николас вошел в спальню, чтобы по обычаю поцеловать сыновей на ночь, и едва смог поместиться в крошечной комнате. Вернулся в гостиную и долго сидел, размышляя о вечере и о семье, в которой Кристиана выросла.
Они действительно были крепкими парнями, но в цирке этим никого не удивишь: слабые здесь не задерживаются. Играли по собственным правилам и уважали установленную в их деле иерархию. В цирковом мире считались аристократией – так же, как и он в своем прежнем мире. Принцесса и граф, подумал Николас. Закрыл глаза и представил Кристиану. Мысленно он всегда видел ее стоящей на спине Афины во время торжественного финального парада. О проволоке под куполом старался не думать, для него любимая превратилась в фею, летящую рядом на белоснежном липициане. В мечтах они бесконечно кружили по манежу на лошадях неземной красоты, крепко держась за руки.
Глава 14
В конце ноября, когда в Америке праздновали День благодарения, в Европе положение осложнялось с каждым днем. В Польше евреев принуждали носить желтую звезду Давида на груди или на рукаве, чтобы ни у кого не возникало сомнения в их происхождении. А спустя пять дней в стране было организовано первое гетто.
В Германии сразу после объявления войны начала действовать карточная система, впрочем, достаточно мягкая. Гитлер опасался, что суровые меры дурно повлияют на дух нации, а потому избегал резких ограничений. Еды и одежды пока было достаточно, а если чего-то заметно не хватало, то это топлива. По распоряжению фюрера евреи получали меньшее количество продуктов, чем граждане арийской расы.
Сразу после начала войны в стране прошла мобилизация, и теперь люди в военной форме появились повсюду, даже в тихой баварской провинции, где жили Алекс с Марианной. Недостатка в еде не ощущалось, а вот обогреть дом полагающимся им количеством топлива никак не удавалось. В каминах постоянно горели заготовленные из собственного леса дрова, однако в огромном замке гуляли сквозняки, и Марианна постоянно мерзла. Ходить в школу она перестала и проводила все время дома, занимаясь хозяйством и скатывая бинты для госпиталей.
