Он отпустил ее запястья.
– И больше не будем говорить об этом.
Он больше не будет говорить об этом!
А Кейт хотелось единственного – пережить это.
Печально, но следующие два часа ей придется провести вместе с ним в седле, ощущая его присутствие у себя за спиной, укрощая свои порывы и наслаждаясь собственным унижением. Какой ужасный, ужасный день!
Она была непривычна к езде верхом. Через несколько миль мышцы у нее затекли, спина заныла, как после гребли веслами. А ее гордость… О, ее гордость ожила!
Что все-таки не так с этим человеком? Целовался с ней, говорил, что хочет ее, а потом с полным безразличием отодвинул в сторону. Целый год он был холоден с ней, и уже можно было бы привыкнуть к такой его манере общения, однако сегодня ей показалось, что она вдруг сумела найти скрытую в нем чувствительность. Возможно, она решила, что у ощетинившегося животного есть нежное, мягонькое брюшко, предназначенное специально для нее, и не могла удержаться, чтобы не пощекотать его в том месте.
Но получила по рукам в ответ.
Какое унижение! Как она могла настолько ошибиться, оценивая его намерения? Ей надо было решительно отказаться от его предложения отправиться с ним в дорогу верхом и провести ночь в Гастингсе, распевая на улицах за деньги. Это было бы не так позорно.
«Я не испытываю к вам никаких чувств!»
Единственным утешением было то, что через несколько недель он уедет из Спиндл-Коув и им больше не придется разговаривать.
Выкинуть его совсем из головы будет трудно. Вне зависимости от того, как долго продлится ее жизнь, он навсегда останется первым мужчиной, с которым она поцеловалась. Или хуже того – единственным мужчиной.
Жестокий, циничный великан-людоед!
Наконец они доехали до знакомого поворота на дороге. На горизонте показалась россыпь желтых огней их деревушки. А над ней серебром мерцали звезды.
Кейт тихо посмеялась над собой. Ранним утром она выезжала из деревни, полная мечтаний и надежд, а ночью возвращалась поникшей от унижений, с дворнягой на руках. Чтобы прервать чересчур затянувшееся молчание, она предложила:
– Если вы все еще принимаете советы, назовите щенка Баджером
[1]
. У него есть все для этого – нюх, клыки и желание подраться.
Ответ не заставил себя долго ждать:
– Зовите его как хотите.
Кейт наклонилась и погладила щенка.
– Баджер, – шепнула она, потрепав его за мягкое ухо. – Ты никогда не откажешься от моих поцелуев, так ведь?
Щенок лизнул ей руку, и Кейт часто заморгала, чтобы не разреветься.
Когда они подъехали к церкви в центре деревни, она глянула в сторону «Рубина королевы». Практически в каждом окне там горел свет. Она воодушевилась. Словно почувствовав, что у нее поднялось настроение, Баджер завилял хвостом. У нее и в самом деле есть друзья, которые сейчас ждут ее.
Торн помог ей спешиться, а потом отпустил лошадь пастись на деревенской траве. Она спросила:
– Зайдете перекусить?
Он запахнулся в накидку.
– Это плохая идея. Вы знаете, что обо мне говорят. Я привез вас уже в темноте. Ваше платье порвано, волосы в беспорядке.
Кейт сжалась от удара по остаткам от того, что раньше называлось ее самолюбием.
– У меня растрепались волосы? Давно? Вы должны были меня предупредить.
Взяв Баджера под мышку, свободной рукой она принялась закалывать и поправлять шпильки. Беспокойство Торна за ее внешний вид было вполне обосновано. Маленькая деревня жужжала слухами словно пчелиный улей. Она понимала, что должна беречь свою репутацию, если хотела и дальше продолжать жить в «Рубине королевы» и учить музыке благородных девиц, которые приезжали сюда на лето.
– Просто отдайте мне собаку, мисс Тейлор, и я пойду.
Она инстинктивно прижала щенка к груди.
– Ни за что. Я не хочу с ним расставаться.
– Что?
– Мы с ним поладили, так что он останется у меня. Я оставлю его у себя. Думаю, со мной ему будет лучше.
Даже в темноте было заметно, как сурово нахмурились его брови.
– Вы не можете держать щенка в пансионе: хозяйка вам не позволит, но даже если и позволит – собаке нужен простор.
– А еще собаке нужна любовь. И внимание, капрал Торн. Ну-ка скажите, вы сможете этим ее обеспечить? – Кейт потрепала щенка по загривку. – Прямо сейчас скажите, что вы любите эту псину, и я вам тут же ее верну.
Торн молчал.
– Всего четыре слова, – поддразнила его Кейт. – «Я люблю эту собаку». И она ваша.
– Я ее владелец, – отрезал Торн. – Она и так моя. Я заплатил за нее.
– Я верну вам деньги, но ни за что не отдам это очаровательное беззащитное маленькое существо человеку, у которого нет чувств и нет сердца. И никакой способности к сопереживанию.
Тут парадная дверь «Рубина королевы» вдруг распахнулась настежь, на крыльцо выбежала миссис Николс – если только милые старушки способны бегать – и всплеснула руками:
– Мисс Тейлор! Мисс Тейлор, о, слава богу, вы наконец вернулись.
– Мне очень жаль, что заставила вас волноваться, миссис Николс. Я опоздала на почтовую карету, и капрал Торн любезно согласился…
– Мы все вас ждем и ждем. – Пожилая женщина схватила Кейт за руку и потянула к двери. – К вам посетители: ждут уже несколько часов. Я трижды заваривала им чай и перебрала все до одной темы для разговоров.
– Посетители? – Кейт ошарашенно смотрела на нее. – Ко мне?
Миссис Николс поправила шаль на плечах.
– Четверо.
– Четверо? Что им надо?
– Они не хотят говорить. Только настояли, что будут дожидаться вас. Уже несколько часов прошло.
Задержавшись на пороге, Кейт попыталась отскоблить грязь с подошв сапожек. Она понятия не имела, кто эти люди. Возможно, какая-то семья, которая ищет учительницу музыки. В такую пору, на ночь глядя?
– Очень сожалею, что доставила вам столько хлопот.
– Какие же это хлопоты, дорогая моя. Это большая честь – принимать в своей гостиной мужчину такого ранга и такой стати.
Мужчину? Такого ранга и такой стати?
– Тогда, может, я сначала поднимусь наверх и приведу себя в порядок? Я вся грязная с дороги.
– Нет-нет. Это потерпит, дорогая. – Хозяйка пансиона потянула ее внутрь. – Только один человек в мире может заставить ждать маркиза так долго.
– Маркиза?
Пока миссис Николс запирала дверь, Кейт мельком оглядела себя в зеркало. А отвернувшись, чуть не подпрыгнула от неожиданности, потому что уткнулась носом в капрала Торна, вдруг оказавшегося рядом.
