Джеймс нужен ей так же, как и она ему, и по той же самой причине, но могут ли они освободить друг друга?
Закрывая глаза и проваливаясь в сон, Пауэрз разогнал эти мысли. Он не станет думать о том, что будет завтра. Вместо этого он воспользуется советом Мэгги и не будет думать ни о чем, кроме настоящего – кроме нее, осторожно свернувшейся в его руках в это мгновение. И факта, который он больше не в силах отрицать: он влюбляется в свою ирландку.
Глава 23
Джеймс с трудом мог поверить, что держит Маргарет в своих объятьях. Он не спал с женщиной в своей постели со времен Софии.
Его первой жене было трудно наслаждаться радостями тела, не испытывая чувства вины. Иногда он мечтал прикончить ее родителей за то, что воспитали ее в таком стыде перед собственным телом.
Маргарет же была совсем другой. Сдержанной, да, но никакого стыда. Она принимала страсть и просила большего.
Джеймс обвил ее руками, прижимая ее спину к своей груди. За все последние годы он никогда не чувствовал себя так спокойно.
Мэгги совершенно расслабилась под защитой его рук. Он не был так глуп, чтобы считать, что их тела созданы друг для друга, но вовсе не всем дано наслаждаться таким исключительным и потрясающим единением.
Пауэрз всегда был мастером в любовных делах, но с Маргарет соитие становилось чем-то бóльшим. Оно действительно становилось актом наслаждения.
Улыбаясь в темноте, благодарный за эти бесценные мгновения, Джеймс поцеловал Маргарет в основание шеи.
Как вышло, что ему так повезло? Как такая чудесная женщина сочла возможным дать ему шанс? Но ведь именно это и случилось. Сегодняшняя ночь все изменила. Их брак перестал быть простым соглашением. Они стали мужем и женой, и он сделает все, что в его силах, чтобы быть ей хорошим супругом.
Спина Мэгги дернулась, и она забормотала во сне. Джеймс притянул ее ближе, но ее дыхание участилось. Он не двигался, надеясь, что это скоро пройдет.
Но Мэгги вздрогнула, и тихий печальный стон вырвался из ее груди. Неожиданно она затряслась и всхлипнула.
Джеймс погладил ее по руке и прошептал:
– Ты в безопасности, дорогая, успокойся.
Она напряглась и быстро села, вырвавшись из его ловких рук.
– Г-где?
Он потянулся к ней и погладил ее по голой спине.
– Ты здесь, со мной.
Маргарет медленно выдохнула и повернулась к нему, в темноте ее силуэт был едва различим.
– Что случилось?
– Кажется, тебе приснился кошмар.
Она поежилась.
– Так иногда бывает.
Теперь Джеймс видит хрупкую часть Мэгги. Очень осторожно он притянул ее к своей груди, стремясь утешить.
– Расскажи мне.
– Ох, Джеймс…
Жалобные нотки в ее голосе чуть не убили его. Его сильная Мэгги, никому никогда не показывающая свою боль, страдает.
– Все хорошо, дорогая. Тебе ничего не угрожает.
– Почему мне должно это сниться? – произнесла она, ее тон был почти умоляющим.
– Война?
Она покачала головой.
– Конечно, я думаю о солдатах, за которыми ухаживала, об их оторванных конечностях и ужасах войны, но меня преследует не это.
– А что тогда? – нетерпеливо спросил он.
– Я была очень счастливым ребенком. У нас была счастливая семья, – начала Маргарет.
– Могу себе представить, – сказал он.
– Но потом это случилось. – Она обняла мужа и сильнее прижалась к его груди, словно пытаясь спрятаться. – С берега пришел туман и так и остался. Удивительно, но никто тогда не знал, что это означает.
Джеймс ждал, поражаясь, какие ужасы видела Мэгги в детстве, и опасаясь, что таковых было слишком много.
– А потом картофель весь сгнил на полях.
Голод. Ну конечно. Пауэрз на своем веку повидал горя, но никогда не сталкивался лицом к лицу с таким душераздирающим ужасом.
Мэгги начало трясти.
– Я вижу их лица.
– Чьи лица? – спросил он, сожалея, что не может избавить ее от боли и страха.
– Мужчин и женщин, живших по всему Голуэю и Кладдаху. Я видела, как постепенно съеживается плоть на их костях. Дети, с которыми я играла на полях, слабели и падали, когда у них не оставалось сил ходить.
Джеймс не мог себе даже представить такого. Пока Мэгги рассказывала, у него сложилось впечатление, что раньше она ни с кем об этом не говорила. Впервые она позволила воспоминаниям сорваться с ее губ.
– Становилось все хуже и хуже. Мой отец пытался помочь. Он покупал еду, чтобы раздавать ее. Он устроил корабельные рейсы в Америку, пытался сделать все, что мог. Но когда мы наконец получили вести о массовых смертях на судах, где пытались спасти столько наших людей, и о непримиримой позиции парламента в отношении помощи, отец сдался. Он просто истлел… совсем как…
Джеймс погладил ее по волосам, утешая, как только мог.
– Совсем как?
– Совсем как моя мать, – произнесла Маргарет так тихо, что ее практически не было слышно. – Я потеряла их обоих, и тогда… – Она втянула воздух и всхлипнула. – Я увидела это. Я увидела яму в земле, и заполнявшие ее тела. Я никогда не видела столько женщин, детей и мужчин в одной яме.
У Джеймса защипало глаза. Сколько ей тогда было лет? Совсем ребенок. Только это и было важно. Она была ребенком, и она видела ад на земле.
– Я была в ужасе, боялась, что упаду туда и никогда не смогу выбраться. Во сне я… – Она снова всхлипнула. – Во сне я падаю и застреваю среди мертвых, мои руки и ноги переплетаются с их безжизненными конечностями, их невидящие глаза смотрят на меня.
Джеймс крепко зажмурился, почувствовав страх, боль и прижимая к себе все ее дрожащее тело.
– Ты здесь, со мной, и тебе нечего бояться.
– Я… Я не могу перестать плакать, – зарыдала она, и горячие слезы покатились из ее глаз по его коже.
– Поплачь о них, – нежно сказал он. – Поплачь о себе. Я с тобой Маргарет. Знай, я всегда буду с тобой.
И когда она позволила своему горю выплеснуться на него, по его щекам тоже заструились слезы. За ее страдания. Этот мир очень жесток, но, по крайней мере, они нашли друг друга. Джеймс говорил правду. Он собирается всегда быть рядом, чтобы защитить Маргарет. Она этого заслуживает. Наконец, он может сделать для нее что-то, чего явно никто никогда не делал.
На восходе солнца Мэтью стоял недалеко от возвышающегося дома у Грин-парка и чувствовал, как его внутренности сворачиваются в узлы. Как Мэгги могла так поступить? Как она могла?
Он прятался последние несколько дней, но наконец пришел, чтобы убедиться самому. Его лицо скривилось, и он с дрожью втягивал промозглый лондонский воздух.