— Кого нелёгкая несёт? — раздался недовольный голос в темноте с верхнего яруса башни, укрытой тесовой крышей, как шлемом.
— «Перун-бог», — негромко выкрикнул пароль Вышеслав.
— «Молнии стрелы его», — прозвучал отзыв. — Ты, что ли, воевода?
— Отворяй ворота, Бермята, — приказал Вышеслав.
В чреве покосившейся башни глухо затопали по ступеням шаги.
Через несколько минут со скрипом разошлись узкие створки ворот, меж которых стоял с копьём в руке хромоногий Бермята.
— На рыбалку, что ли, наладились? А, воевода? — пошутил стражник, снимая тяжёлые запоры с внешних ворот.
— До рыбалки ли нам ныне, Бермята, — проворчал Вышеслав, помогая стражнику приоткрыть ворота настолько, чтобы можно было провести коня. — Вот венца в Чернигов посылаем.
Вышеслав кивнул на отрока.
— Не мал ли гонец? — с сомнением проговорил Бермята.
— Мал, да удал, — ответил Борис. — Он однажды уже ушёл от половецких стрел.
— Ну, помогай тебе Бог, младень. — Бермята перекрестил отрока.
Выйдя из ворот башни, Вышеслав спустился по береговому откосу к самой воде и помог сойти идущему за ним мальчику. Сзади Борис понукал упирающегося коня.
В ивняке были спрятаны три лодки. Вышеслав выбрал ту, что поменьше, и столкнул на воду. По его знаку отрок забрался в лодку и сел на корме. Борис подал ему поводья, заведя коня в воду по грудь. Жеребец, фыркая, прядал ушами, слыша на другом берегу реки за дубравой ржание степных кобылиц.
Борис тоже вскочил в лодку и взялся за весло.
С тихими всплесками лодка стала удаляться, выходя на стремнину. Вскоре она исчезла в темноте. Какое-то время было слышно пофыркивание плывущего за лодкой коня и рассекание водяных струй носом утлого судёнышка, затем всё стихло.
Вышеслав постоял на берегу, напрягая слух, и зашагал обратно к башне.
Борис вернулся после полуночи, сообщив, что гонец ускакал в сторону Десны лесной дорогой.
— Вряд ли поганые ночью в лес заберутся, — добавил он. — К утру младень уже далече будет.
— Дай-то бог, — с надеждой промолвил Вышеслав и перекрестился.
Весь следующий день половцы готовились к штурму путивльских стен. В их стане не смолкал стук топоров, это пленные смерды сколачивали длинные лестницы. Отряды конных степняков с утра до вечера разъезжали вокруг города, высматривая подходы.
Со стороны Сейма и оврага, промытого старым руслом Путивльки, опасности вражеского штурма не было.
Тревожился Вышеслав за восточную и северную окраины города, выходившие на ровное поле. Вал был высок, но стена совсем обветшала, и ворота не отличаются прочностью. Ров перед валом и вовсе еле заметен.
Вышеслав понимал, что половцы постараются с наименьшими потерями проникнуть в город. Скорее всего они используют свои излюбленные приёмы: внезапность и поджог деревянных укреплений. Вал без стены — преграда, легко преодолимая для большого войска. А посему воевода усилил караулы. На башни не по одному, а по два стража распределил с обязательным обходом примыкающего участка стены. У всех ворот на ночь ставил по три стража с собаками. Не доверяя десятникам, Вышеслав по ночам сам обходил всю стену по кругу, проверяя, чтобы никто не спал. Сменялись стражи каждые четыре часа.
Онисим, счастливо отвертевшийся от опасной поездки в Чернигов, поступил к тысяцкому Борису в его пеший полк. И сразу стал проситься в десятники, намекая на то, что ему и по возрасту, и по сословию в простых ратниках ходить негоже. Однако тысяцкий считал главным достоинством воина умение владеть оружием, а Онисим похвалиться этим не мог. Втайне-то Онисим и вовсе в помощники тысяцкого метил, но Борис, хоть и боярский сын, в помощниках держал лапотников последних, молодых и дерзких, у Онисима оскорбляло невнимание к нему тысяцкого. Ему казалось, будто Борис нарочно помыкает им, словно отроком малым, гоняет в ночные караулы и при всех за леность ругает.
«Урвал младень власти, вот и измывается как хочет! — злился Онисим. — И чего я в Чернигов не поехал, дурень?! Теперь бы сидел как у Христа за пазухой!»
В одну из ночей заступил Онисим в караул на угловой башне, с которой ни реки, ни стана половецкого не видать. И до ворот далеко — место спокойное.
«Может, и подремать часок-другой удастся», — мелькнуло в голове у Онисима.
Вдруг видит, что к нему на башню девица карабкается по шатким ступенькам. Шлем великоватый на глаза съезжает, на плечах плащ, а под ним пояс с мечом. Выбралась из люка и уставилась на Онисима как на диво дивное.
— Дядька Онисим, не признаешь меня разве? — спросила удивлённо.
Не слыша ответа, девица сняла шлем.
— Василиса я, дочь боярина Громобоя. Мы с тобой соседствовали одно время, покуда дом твой не сгорел.
Онисим чуть рот не открыл от удивления. Помнил он Василису отроковицей тринадцатилетней, а поди ж ты, какая она стала пава спустя четыре года!
— Тебя, Васса, и не узнать, — осклабился Онисим и тоже снял шлем. — Красавица стала писаная! Где отец-то твой?
Василиса вздохнула печально и присела на приступок.
— Сгинул мой тятя вместе с войском князя Игоря.
— Ох, горе тяжкое! — посетовал Онисим и присел рядом. — Ты-то зачем в войско подалась?
Василиса взглянула на него:
— Ратников же не хватает. Кому-то город защищать надо.
— Это верно, — закивал Онисим, а сам так и шарил взглядом по девичьей фигуре, облачённой в мужскую длинную рубаху и порты, заправленные в сафьяновые цветастые сапожки.
У него аж засосало под ложечкой, когда девушка положила ногу на ногу, отчего ещё явственнее обозначилось под льняной тканью округлое бедро.
— Где же твоя семья, дядя Онисим?
— Далеко. — Онисим небрежно махнул рукой. — Отправил в Трубчевск и жену, и деток, подальше от беды. А чего вы с матерью не уехали из Путивля? Многих бояр и след давно простыл.
— Мы с матушкой тятю будем ждать, — задумчиво проговорила Василиса. — Вдруг он вернётся, а нас нет.
Лёгкий вздох приподнял рубаху на груди девушки.
Сидевшему совсем рядом Онисиму достаточно было мига, чтобы видеть совершенство этой груди, проступившей при вздохе через расшитую ткань.
— Портки-то с рубахой на тебе чьи? — поинтересовался Онисим.
— Братние, — ответила Василиса. — У меня брат был старший, да погиб давно уже.
— А-а, — протянул Онисим и слегка придвинулся к девушке.
Поговорили об общих знакомых. Потом Василиса сказала, что пора бы сделать обход по стене. И встала, поправляя на себе пояс с мечом.
Онисим с готовностью согласился.
— Ты иди к той башне, — он ткнул пальцем вдоль стены, — да проверь, не спят ли там сторожа. А я до другой башни дойду, узнаю, кто там караулит.
