Благодаря поддержке Камелии и родителей, приехавших на несколько недель в Портленд сразу после происшествия, Джульет выздоровела и почти стала той одинокой Джульет, которой всегда была. Ей даже пришлось настаивать, чтобы родители согласились вернуться в Сан-Диего, после того как они в течение полутора месяцев сопровождали ее на занятия в группу психологической поддержки. Ей нравилось спокойствие, хотелось жить в этом доме одной, нравилось, что не надо ни с кем спорить и ни перед кем оправдываться.
Однако случившееся с ней наложило отпечаток на ее поведение. Она стала меньше колебаться. Раньше она никогда не рискнула бы позвонить Джошуа Бролену, как поступила теперь. Она поняла, что ей надо преодолеть собственную робость, держаться уверенней, а для этого иногда нужно перебарывать себя. В тот вечер ее охватила грусть, а Бролен вернул ей душевное равновесие. Думая о нем, она поняла, что это произошло не только потому, что в тот вечер он оказался у нее дома, но и потому, что он принес с собой нечто: мужское присутствие, к которому, как ей всегда казалось, она была нечувствительна. Его тихий голос, приятные манеры заставили Джульет с легкой ностальгией вспоминать тот вечер.
Вдруг она поняла, что ей приятно думать о Бролене, что ей хочется снова увидеть его, насладиться его уверенностью и заснуть спокойно, как тогда.
«Что-то я размечталась, — сказала она себе. — Расскажи я об этом Камелии, она начнет твердить, что я качусь вниз по любовному склону». Поразмыслив, Джульет пришла к выводу, что все-таки нет, это не любовь. Она не влюбилась в Джошуа Бролена, просто по-дружески к нему привязалась. Они не виделись несколько месяцев и, встретившись вновь, со всей очевидностью поняли, что между ними возникла связь. В любом случае, разница в возрасте значила здесь очень много: ему — за тридцать, Джульет это пугало. В голове у нее как будто снова зазвучал голос Камелии: «В старом котелке и суп вкуснее». Джульет тряхнула головой, стараясь отогнать мысли о Бролене, ей больше не хотелось об этом думать.
Быстро взяв пульт, она включила телевизор, чтобы погрузиться в иную реальность, холодную реальность, которая неназойливо наполняет собой тишину, — именно это она и любила.
Даже не посмотрев, что в этот момент появилось на экране, Джульет отправилась в кухню, чтобы положить на поднос какой-нибудь еды.
Начало вечера она провела на софе, жуя и без энтузиазма уставившись в телевизор. Погрузившись в свои мысли и машинально глядя на экран, она вздрогнула, когда у двери раздался звонок.
Было почти девять часов вечера.
Джульет быстро встала, и от этого у нее закружилась голова. И ей пришлось прислониться к стене в ожидании, когда головокружение пройдет, потом она пошла открывать. Через фрамугу ничего не было видно — уже стемнело. Лампочка над крыльцом перегорела, и она все забывала ее поменять.
— Кто там? — спросила Джульет не так твердо, как ей бы хотелось.
— Это я, Камелия.
Успокоившись, Джульет потянула задвижку и открыла дверь. Камелия стояла на коврике, ее взгляд был жестким, а лицо напряженным. Поняв, что у подруги что-то случилось, Джульет спросила:
— Что с тобой? Что произошло?
— Я могу войти?
Джульет извинилась и пропустила подругу в прихожую.
— Все ясно: ты не слышала новости, — заявила Камелия. — Как только я узнала, я сразу же сорвалась с места. Не хочу оставлять тебя одну.
— Да о чем ты? Что случилось? — снова спросила Джульет, почувствовав, как неведомо откуда в ней рождается, заполняя ее, безотчетный страх.
— Идем.
Камелия увлекла Джульет в гостиную и включила местный телеканал. На экране возникла опушка леса, посреди которой стоял один из репортеров; несмотря на искусственное освещение, было хорошо видно, что его окружает ночная темнота.
«…вечером одним из подростков было найдено тело, и полиция все еще продолжает работать на месте происшествия, пока я веду свой репортаж. Тело сильно изуродовано, и судя по пока не проверенным сведениям, полученным от полицейских, некоторые признаки заставляют вспомнить преступления, совершавшиеся в штате около года назад Портлендским Палачом».
Джульет почувствовала, как задрожали ее руки.
«Похоже, что жертве отрезали оба предплечья, хотя эта информация пока и не подтверждена полицией. Стоит вспомнить, что Лиланд Бомонт, Портлендский Палач убил…»
Камелия выключила телевизор и приблизилась к Джульет. Обняла ее сзади.
— Я не хотела, чтобы ты услышала эту новость, будучи совсем одна, пусть даже все это — дело давнее, зная тебя…
Джульет судорожно вздохнула, но потом стала дышать спокойнее.
— Это какой-то больной, страдающий недостатком воображения. Лиланд Бомонт погиб от пули в голову, — прошептала она.
— Да, я знаю… Просто хотела убедиться, что все в порядке, и эта новость…
— Все в порядке, — заверила Джульет.
Камелия впилась взглядом в синие глаза подруги, пытаясь понять, говорит ли та правду. Потом предложила:
— Сделаю нам чаю?
Джульет слабо улыбнулась и кивнула.
10
— Понял, капитан. Хорошо.
Бролен отсоединился и засунул сотовый телефон в карман куртки. За его спиной сидел на капоте полицейской машины Салиндро: эта поза была его любимой.
— Ну, что сказал капитан? — спросил он.
— Чтобы я бросил свое расследование по поводу сгоревшего тела и взялся за это, — нахмурившись, ответил инспектор, раздраженный услышанным.
— Полагаю, что он приказал мне возвращаться в управление.
Бролен покачал головой.
— Думаю, он хочет разобраться с этой историей как можно скорее, пока информация не просочилась в прессу. Но по поводу тебя он ничего не сказал. Можешь возвращаться, если хочешь, а я займусь этим делом.
Салиндро выпрямился:
— Возвращаться, чтобы делать что? Возиться с чердачными мышами и крысами из подвала? Больно надо, у нас и тут дел невпроворот.
Последние лучи дневного света погасли два часа назад. Вдалеке два санитара несли между деревьями носилки, петляя между прожекторами, установленными на треногах. Эксперты заканчивали делать свои записи и рисовать схемы, собираясь вернуться в свой мини-вэн. Бролен наблюдал за этой сюрреалистической картиной: сверхмощные прожекторы среди леса, поляна, по которой одна за другой прокатывались волны красно-синих огней полицейских мигалок, последние вспышки фотографа-криминалиста, треск раций в патрульной машине.
Он чувствовал во рту омерзительный вкус гнили, оставшийся после долгих минут, проведенных в лесной развалюхе вместе с трупом. Первое, что нужно было сделать, обнаружив тело, — постараться хотя бы приблизительно определить момент смерти. В данном случае трупное окоченение было полным. Бролен знал, что этот феномен (результат спазмов мышц, вызванных химическими реакциями) наступает через двенадцать часов после смерти и исчезает через два дня; в данном случае это означало, что девушка умерла в промежутке от двенадцати до сорока восьми часов назад. Следовательно, следы были еще свежими.
