И вышла из ванной, не дожидаясь продолжения разговора.
Виктор выглядел как обычно… Да! Именно в этом и заключалась проблема: он выглядел как обычно! Не изменился. Не стал другим. Возможно, всё ещё впереди, но пока он оставался чудовищно обыкновенным, совершенно таким, как был раньше.
Вот вышел из ванной, по-прежнему сонный, растрёпанный. Ещё подтянутый, но видно, что на спортзал нужно тратить больше времени. И спрашивает такую банальность…
— Ты идёшь на работу?
— Конечно.
— Я тоже. — Зевнул. — Только душ приму… А ты?
— Я уже. — Свежая, весёлая, энергичная, она поцеловала его в щеку. — Пока.
— Угу.
Даша захлопнула за собой дверь и не стала ждать лифт — побежала по ступеням.
«Почему ты такой? Почему ты по-прежнему такой? Где твоя сила?»
Девушка не могла испытывать к Громову презрение, поэтому её неясные пока чувства напоминали жалость, но… Разве можно ощущать жалость по отношению к тому, с кем собираешься жить?
«Витя, Витя, Витя…»
А на работе — то же: обычное, обыкновенное и обыденное. Лица, голоса, слова… Всё знакомое и совершенно неяркое. Не вызывающее ни желания, ни желания желать.
Анзор Анзорович поглядывает с вожделением, но его чувства в узде, а узда — в руке Даши. Сегодня у неё нет необходимости кокетничать с шефом и уж тем более спать с ним, поэтому она делает «уздечку» холодной, даёт понять, что приближаться не следует, и Анзор Анзорович нарезает петли вокруг, как побитая собака.
«Может, соблазнить генерального?»
Их большой босс ценил исключительно блондинок в теле — все его любовницы отличались габаритами «БелАЗа», но Даша знала, что противиться её обаянию старый ловелас не сможет.
«Заставлю его побегать за мной, разведу, женю на себе…» Скучно, зато денежно.
От ленивых размышлений её отвлек телефонный звонок.
— Алло!
Голос Бранделиуса девушка узнала сразу.
— Я слушаю.
— Срочно приезжай ко мне.
«Сейчас?!» Она уже решила, что обедать будет с Анзором, в расположенном неподалёку дорогущем ресторане, и потому растерялась:
— Но…
— Никаких «но». Жду через час!
Противиться приказу не было никакой возможности.
* * *
— Странное место для свидания.
— Я всегда чувствовал родство именно с ними. — Герман кивнул на льва. — С животными.
— С хищными? — уточнила Карина.
— С хищными животными в клетке, — чуть помолчав, уточнил Рыжий. — Мне всегда казалось, что у нас есть что-то общее, и теперь, после церемонии, после всего, что случилось, я понял: я был таким же. Я был зверем, запертым в клетку. Я не мог пользоваться своей силой. Я страдал… — Он испытующе посмотрел на девушку: — Тебя это смущает?
— Раньше, возможно, и смутило бы, — не стала лгать Карина. — Но мне кажется, ты напрасно говоришь «зверь». Ты — хищник: опасный, но умный и контролирующий себя.
— Спасибо, — после короткой паузы проронил Герман.
— Это не комплимент, я действительно вижу тебя таким.
Карине нравилось быть с ним рядом. Видеть его. Держать за руку — у них ведь свидание, и поэтому они шли, касаясь друг друга. А когда остановились у клетки, она сделала малюсенький шаг назад, и получилось, что девушка прижалась к нему спиной. Он не отодвинулся.
И они стояли, как влюблённые.
Но говорили о вещах совсем не романтичных.
— Животные предпочитают избавляться от нездоровых особей. Не лечить. Не пытаться оправдать «тяжёлым детством» или «родовой травмой» — они просто убивают тех, кто способен навредить стае.
— Тебе нравится убивать?
— Я делаю нужное дело, — убеждённо ответил Рыжий.
— Кажется, это моя судьба — связываться с неправильными парнями, — притворно вздохнула девушка.
Герман понял шутку и поддержал:
— Всё не так плохо, как кажется.
— Мне стало легче.
— Я вижу.
И он сделал то, о чём Карина мечтала: свёл руки на её груди, заключив девушку в объятия. Жест получился мягким, плавным и очень естественным. И очень нужным именно сейчас.
— Ты не против?
— Нет…
«Если умереть, то вот так: рядом с тобой!»
— Ты много сделала для меня вчера, — продолжил Рыжий, глядя на льва. — Ребята были ошарашены моей историей, называли меня убийцей — в душе называли, но были готовы и в лицо, и если бы не ты, даже не знаю, как всё повернулось бы. Ты не позволила им сделать меня изгоем.
— Они просто не поняли тебя, нужно было помочь.
— Ты помогла…
— Им.
— Мне.
— Пусть так.
Они снова помолчали, наслаждаясь невинной близостью, а затем Карина сказала то, что считала необычайно нужным и важным:
— Я не могу не отомстить. До тех пор пока он жив, я буду нечистой и не обрету возможность жить нормальной жизнью. Даже если он просто от меня отстанет. Даже если ему на какое-то время — или навсегда — станет очень плохо. Нет. Никаких компромиссов: я хочу его убить.
— Значит, он умрёт, — размеренно ответил Герман, и девушке стало теплее.
Она улыбнулась.
Он чуть склонил голову и ткнулся носом в её волосы. Не поцеловал — именно ткнулся, оказался совсем рядом, согрел дыханием.
— Сила сделала нас убийцами, — грустно улыбнулась Карина.
— Она подарила нам возможность.
— Сделала убийцами…
Карина не обвиняла, а просто говорила так, как есть, называла вещи своими именами.
— Убийство убийству рознь, — спокойно возразил Рыжий. — К примеру, лев, которого ты видишь перед собой, стар и тяжело болен…
— Откуда ты знаешь?
— Вижу. — Герман горестно вздохнул. — Ему больно, но никто не хочет ему помогать. Он один, ему очень плохо.
— И ты хочешь… — Карина не договорила — задохнулась. А потом заглянула льву в глаза и увидела — она могла бы поклясться, что видит! — чудовищную боль в слезящихся глазах зверя.
«Он совсем один…»
— Ты должна решить, — жёстко прошептал Рыжий.
Почему она? Почему сейчас? Почему ему это нужно? Или мне? Кому это нужно больше? Кто должен показать твёрдость?
— Убей, — едва прошелестела Карина.
— Хорошо…
Герман знал, что понят правильно: и девушкой, и зверем. Лев уже догадался, что собирается сделать стоящий напротив клетки мужчина, и гордо вскинул гривастую голову, словно в последний раз красуясь перед львицей.
