Что же касается дурака, Денис вспомнил смешную теорию одной из своих тетушек. Та была убеждена, что красивый мужчина умным быть вообще не может, и место ему — в гвардии, в почетном карауле, в свите персон царской крови, то бишь там, где нужно блистать стройностью, ловкостью и осанкой, но никак не разумом и талантом. Если Элис рассуждает так же — значит, считает своего любовника красавцем, и это может служить утешением…
Решив, что не мешает проверить оба варианта, Давыдов завел свой дорожный английский будильник «Биг-Бен», способный дребезжанием поднять мертвого из могилы, и заснул.
* * *
Рано утром он вызвал горничную, велел подать себе в номер крепкий кофе и приготовить ванну, а также вызвать парикмахера. В полку, где Денис служил первые полгода после окончания Академии, была популярной шутка: офицер в любое время суток должен быть до синевы выбрит и слегка пьян, а не слегка выбрит и до синевы пьян. Давыдов, будучи брюнетом, имел вечные хлопоты с этой самой синевой.
Элис, уходя, позволила Денису выпросить, как милость, совместный завтрак в кондитерской «Метрополя», но до этого следовало побывать на телефонной станции и связаться с Голицыным.
— Добро, — сказал Андрей, узнав новости. — Дамочка время зря не теряет. Похоже, не так-то у нее много этого времени. Ну, и ты не теряй. Берись за любое поручение, разберемся! Что касается де ла Рокка, я уже сделал необходимые запросы. Не исключено, что он просто присосался, как клещ, к этой Мате Хари, видя, сколько богатых поклонников сражаются за честь взять ее на содержание. С богом!..
В кондитерскую они явились одновременно, встретились у двери. Элис привела свою компаньонку, очаровательную хохотушку Кэтрин Маккормик. Давыдов попросил столик у окошка, чтобы угостить красавиц суетой московской улицы, видом дорогих экипажей, автомобилей и извозчиков-лихачей.
Рыженькая Кэти восхищалась всем, кроме лакомств: ей до боли не хватало в «Метрополе» гречишных оладий с кленовым сиропом и лакричных конфеток.
Держа в уме наставление Голицына, Денис не торопил Элис, а ждал, пока она сама вспомнит о своей просьбе. Она и вспомнила. Туфелька с изящным французским каблучком коснулась под столом его начищенного сапога. Это означало: милый, я не забыла и хочу поскорее оказаться в номере на четвертом этаже.
Давыдов ответил тем, что поцеловал англичанке руку по-особенному, в запястье, пока Кэти развлекалась занятным для иностранки зрелищем: за окном проплывал караван пролеток, груженных цыганками в полном боевом облачении — ярчайших шалях и юбках. Пришлось Денису рассказывать про цыганские хоры и таборную жизнь, насколько хватило английских слов.
— А я думала, эти люди — дикие, вроде наших индейцев, — сказала Кэти. — Посмотрите, как они руками машут!
И девушка расхохоталась.
Потом Давыдов повел своих дам на прогулку и даже до того дошел в патриотическом энтузиазме, что предложил посетить Исторический музей. Эта идея очень насмешила Кэти. Потом девушка призналась, что терпеть не может музеев, и Денис подумал, что она-то, возможно, и есть настоящая американка — живая, непосредственная и не обремененная тягой к возвышенному. В Элис же за версту чувствовалась если не аристократка, то девушка дворянского происхождения, получившая хорошее воспитание.
— Я бы лучше сходила в какой-нибудь большой магазин, — призналась Кэти. — Хочу видеть, как у вас все устроено. Я сама недавно проработала полгода в отцовском магазине продавщицей в отделе перчаток. Если я стану его хозяйкой, мне нужно знать все, и как продавцы обманывают хозяев — тоже!
— Тут совсем рядом великолепный магазин «Мюр и Мерилиз», там есть на что посмотреть, — предложил Денис.
Как и следовало ожидать, оказавшись в магазине, Кэти ахнула, пораженная его масштабами, понеслась вдоль прилавков и пропала.
— Не беспокойся, она найдет дорогу в «Метрополь», — отмахнулась Элис. — Кстати, а когда ты собираешься в Санкт-Петербург?
— Сегодня вечером я встречусь с одним господином, и тогда станет ясно.
— Ты помнишь наш разговор?
— Да, дорогая.
— Ты обещал мне помочь…
Давыдов такого обещания не давал, но согласился.
— Вечером передам тебе конверт, — деловито продолжила Элис. — Если я сама повезу это письмо в столицу, то просто не смогу его вручить нужному человеку, меня и близко к его кабинету не подпустят. Я знаю, его очень охраняют. А ты сможешь, ты же в высшем свете всем знаком.
— Что за человек, дорогая? Может, и меня к нему близко не подпустят.
— Это секретарь министра внешних сношений господин Чуркин.
— Но… почему именно он? — искренне удивился Давыдов.
— Мне его рекомендовали… — скромно потупилась англичанка и тут же возбужденно взмахнула рукой. — О, смотри! Смотри!..
Давыдов невольно обернулся и ощутил резкое желание нырнуть под прилавок.
Толпа нарядных молодых женщин, главных покупательниц роскошного магазина, расступилась, давая дорогу фантастической красавице, сопровождаемой двумя статными кавалерами. Это были Мата Хари, граф Рокетти де ла Рокка и купец Бабушинский. Недоставало только медведя.
— О боже, она идет сюда!.. — в отчаянии прошептал Давыдов. — Дорогая, встретимся в «Метрополе». Я зайду за вами, пообедаем вместе…
И исчез.
В сущности, ему следовало благодарить сумасбродную плясунью — она дала возможность без суеты добраться до почтамта и телефонировать в гостиницу «Европа», дабы убедиться, что нужный человек приехал.
Но сперва Денис решил проверить одно подозрение.
Спрятавшись за компанией немолодых плотных дам, что во все глаза таращились на шляпу Маты Хари, он несколько минут понаблюдал за Элис и убедился, что ее компаньонка вовсе не увлеклась товарным изобилием. Довольно скоро она вернулась к подруге, из чего следовало, что исчезала она, чтобы дать Элис возможность поговорить с любовником, а потом следила издали, дожидаясь то ли ухода Давыдова, то ли какого-то знака.
Обе девушки, оживленно беседуя и больше не обращая внимания на прилавки, быстро направились через весь магазин к противоположному выходу, о котором знать бы не должны, если только не посещали магазин прежде. Давыдов, однако, подавил в себе желание проследить за интриганками и отправился по своим делам.
Телефонный разговор приятно успокоил Дениса: агент Голицына прибыл вовремя и был готов взять в разработку де ла Рокка. Оставалось встретиться. Давыдов спросил об этом и услышал: Федор Самуилович Нарсежак будет ждать его на Никольской в аптеке Карла Феррейна ровно в полдень, ровно в час и ровно в два. Примета — галстук модного узора «куриная лапка» и номер «Петербургской газеты» в руке. Пароль: «Что нового в столице?», отзыв: «В Мариинке дают “Фею кукол”».
Имя Нарсежака Давыдову уже приходилось слышать — во время событий 1904 года на Дальнем Востоке. Он совершенно случайно узнал в штабе, что один из разведчиков, имевший оперативный псевдоним «Сенсей», на самом деле носит французскую фамилию. Ничего удивительного в этом не было. Сто лет назад, когда остатки наполеоновских войск уходили из России несолоно хлебавши, многие солдаты и офицеры, попав в плен, так и остались в новом отечестве — завели семьи, вырастили детей и передали им свои причудливые для русского слуха имена.
