— Да, господин капитан, — голос у Пашутиной сорвался, она всхлипнула, губы ее задрожали.
«Только бы истерику не закатила или в обморок не хлопнулась», — встревожился Андрей, подвинул свой стул поближе к дивану, сел и участливо улыбнулся:
— Ну, полноте, мадам, не надо так волноваться. Пока ничего страшного не случилось. Но выбор сделать придется. И вы ведь уже его сделали?
— Вы точно сможете избавить меня?..
— Могу. Но я должен побольше узнать о ваших гостях. Я ведь ни в чем вас не обвиняю. Нет оснований. Вы могли и не знать, что это за люди. Скорее всего, и не знали. Ну, так как же?
— Я точно знаю, что они не поляки или финны! — Пашутина справилась с собой и прямо посмотрела в глаза Голицыну. — Я вам во всем признаюсь, господин капитан. С недавних пор здесь, в моем доме, собирается на свои заседания некое Общество дружбы, дружбы между Великобританией и Россией. Так они себя называют. Вы спросите, почему я их к себе пустила?.. — Она вздохнула. — После гибели мужа, полковника Пашутина, я осталась совсем одна. Пенсия за мужа оказалась существенно меньше, чем мне обещали… да и ее платят нерегулярно… А через какое-то время я познакомилась с господином Лембовски. Он был настолько мил, обходителен и любезен, что… когда попросил меня об услуге, я не смогла ему отказать…
— И какого рода понадобилась ему услуга?
— Попросил пустить на постой одного очень милого и воспитанного человека, его помощника. У меня комнаты во втором этаже пустуют, есть отдельный вход… И он даже не каждую ночь приходит!
— Финна Каминена?..
— Его…
— Вот оно как! И что же, он действительно финн?
— Бог его знает… Разговаривали они с господином Лембовски всегда по-английски. И люди, члены Общества этого, тоже почти всегда говорят по-английски. Но здесь бывают и русские…
— Вы знаете, о чем они беседуют? — Голицын почти не надеялся на положительный ответ.
— Конечно, — Пашутина усмехнулась. — Я знаю три языка, в том числе и английский.
«Вот это номер! — Андрей едва не выдал свое волнение. — Ай да вдова! И что же мне теперь с ней делать? По сути, она — пособник иностранных агентов, а по-человечески…»
— Мадам, — сказал он вслух, — надеюсь, вы понимаете свое положение. Поэтому хочу предупредить, чтобы о нашем разговоре ваши… гости ничего не узнали. Вы могли бы вспомнить, о чем они говорили?
Пашутина смутилась.
— Видите ли, я — хозяйка… я об угощении заботилась, в гостиной бывала недолго… приходила, уходила…
— И что же вы слышали?
— В минувший раз говорили о детских приютах, о том, что нужно их открывать в Москве, Петербурге, Казани, Пскове, Нижнем Новгороде, и что для этого должны приехать молодые образованные женщины, говорили про Общество культурных связей, про людей, которые им занимаются в Москве… Но что же в этом плохого?
Задав еще несколько вопросов, Голицын выяснил, что планируется целый десант молодых людей и дам, которые будут устраивать благотворительные столовые, приюты, ремесленные школы, и, собирая пожертвования, проникать в высшие слои общества. Получалось, что Элис Веллингтон с ее «босоножками» была первой ласточкой?
— А о чиновниках высокого ранга не говорилось? О том, что они могут мешать вашим гостям в их благих начинаниях? О том, что некоторых неплохо бы сместить?
— Говорилось! Я даже удивилась: какое отношение имеют богадельни к господину Сухомлинову.
— К военному министру?
— Кажется, да…
— Кого еще поминали?
— Господина Драчевского. Но этот, кажется, может запретить или позволить богадельни…
— Постойте, я должен записать!
— Ради бога, вон, возьмите бювар.
— Какой прелестный бювар! — похвалил Голицын. — Подарок поклонника?
— Нет, Надин Залесская подарила на Рождество, — вымученно улыбнулась Пашутина. — Да только сама им и пользуется, во время этих заседаний записи делает.
— Залесская?! Она, выходит, присутствует?
— Конечно, она же состоит в Обществе…
Голицын задумался: почерк, которым написаны инструкции Тухачевскому, был совершенно мужским. И полтора десятка грамматических ошибок… Русский человек, видно, писал. Человек, которому кажется, будто он знает английский язык. Может быть, Залесская попросила кого-то перебелить свои записи?..
— Кого еще, кроме Надежды Залесской, вы знаете в этой компании?
— Петра Ивановича, — не сразу призналась вдова. — Это первый муж Надин.
— Тот, кого она бросила ради господина Распутина? Ну и подруга у вас… И с Распутиным, кстати, не ужилась. Или она вам про эти подвиги не рассказала?.. Ну, ладно. Что собой представляет Петр Иванович Залесский?
— Это святой человек!
Вот тут Андрей чуть не свалился со стула. Ему казалось, что на весь Питер с избытком хватит одного «святого» — того, что с Кирочной улицы. Оказалось, и другой завелся. Но Раиса Пашутина, как уже заметил капитан, плохо разбиралась в людях. И ее комплимент, скорее всего, следовало понимать наоборот.
— В чем же заключается святость господина Залесского?
— Он все еще любит Надин. Невзирая ни на что!
— И ради нее вступил в Общество дружбы между Великобританией и Россией?
— Разумеется!
Спорить было невозможно.
— Хорошо, продиктуйте мне фамилии чиновников, которые не угодили этому Обществу сомнительной дружбы.
В бюваре имелись отдельные кожаные петельки для деревянных ручек, коробочка с позолоченными перьями-вставками, вдова принесла чернильницу. Писать на гладкой дорогой бумаге было одно удовольствие.
Задавая наводящие вопросы, Андрей составил список «смещаемых», от которого ему чуть дурно не сделалось: министр внутренних дел Макаров, морской министр Григорович, градоначальник Москвы Адрианов…
И ведь что любопытно — именно этих людей должна охранять СОВА!
Вскоре список из восьми фамилий был готов.
— Больше никого припомнить не могу, — призналась Пашутина.
— И этих за глаза хватит!.. — потрясенно вздохнул Андрей. — Так вот, это — ваш первый шаг к избавлению от гадкого мужчины. Вы умница, Раиса Ильинична! Вы сразу раскусили этого человека! И то, что вы его избегали, делает вам честь. Никого не забыли?
— Кажется, никого…
— Может быть, это даже поможет увеличить вам пенсию, чтобы не приходилось пускать жильцов…
— Боже мой!
— И больше скажу: если вы окажете услугу государству — в моем лице — и поможете задержать этих людей, сие сомнительное Общество, я в свою очередь обязуюсь не привлекать вас за пособничество их пакостям, а выставить как жертву обстоятельств. Совершенно невинную жертву. Опять же, пенсия… Вы согласны?
