Именно в этот момент и появились «Яки».
– Командир, ты где? – завопил Орехов.
– Подбит. Тяну на аэродром.
– Командир, мы тебя не бросали, ты не думай! Тут до нас «мессы» прицепились, а стрелять почти нечем!
– Та же фигня… Уходим.
Самолет тряхнуло, колеса загудели, прокатываясь по полю. Мотор взревел, затягивая «Як» на стоянку, и стих.
Вавула запрыгнул на крыло, помогая выбраться Быкову.
– Ну, и побило вас…
– Да уж…
– Товарищ полковник, – обратился он, – говорят, у вас именины скоро?
Григорий чуть было не ляпнул, что родился осенью, как вспомнил – Вася-то Сталин 24 марта на свет появился.
– Да, Гриш, – скупо улыбнулся «Колорад», – послезавтра двадцать два стукнет.
– А я чуток попозжа, четырнадцатого апреля. Бежит время…
– И не говори…
– А дырок-то… Мать моя!
– Дырки – ладно. Мотор глянь.
– Глянем, товарищ полковник!
«Товарищ полковник» выбрался, кряхтя, на крыло и спрыгнул. Ноги подкосились чуток.
«Сидячая работа!» – усмехнулся Быков.
Его ведомый, на радостях, перед тем как приземлиться, разогнал машину и прошелся над летным полем на высоте пятидесяти метров вверх колесами, сделав в конце «горку».
Это у пилотов называлось «загнуть крючок».
После успешного боя, после трудной победы многие так «баловались»…
В землянке, занятой 4-й эскадрильей, было натоплено, но не душно. Потому как пусто – личный состав пошел знакомиться с новыми радистками.
Григорий взял гитару «Котика», сел, привалясь к бревенчатой стене, и заиграл «Тихого ангела».
Он пел его ребятам в Широкино, а еще раньше – на авиабазе в Баграме. Здесь слов песни и тревожной мелодии не знали.
Тихий ангел пролетел, Звездами отмеченный. Видно, Бог так захотел – Делать было нечего. Тихий ангел пролетел С бомбами под крыльями – Души вынуть вон из тел Общими усильями. Тихий ангел в небесах Землю крестит русскую…
Потренькав просто так, Быков отложил инструмент.
Что-то свербило его, что-то беспокоило…
Вавула не то сказал?
Да нет, как раз то!
«Четырнадцатое апреля!» – окатило Григория.
В этот самый день расстреляют Якова Джугашвили, старшего сына Сталина.
Через три недели… С ума сойти…
Рассеянно отвечая на приветствия летчиков, бездумно принимая поздравления с новыми победами, Быков усиленно соображал.
Что ж ему делать-то?
Он бывал в той Германии туристом.
Берлин… Гамбург… Франкфурт-на-Майне… Кельн… Мюнхен…
Последний город понравился ему больше других, но самое сильное впечатление оставил Заксенхаузен – концлагерь, километрах в тридцати от Берлина.
За годы многое было снесено в KZ, как немцы сокращенно называли лагеря смерти, но даже то, что осталось, впечатляло. Пройтись с экскурсией по Заксенхаузену – это то же самое, что посетить остывший ад.
Крематорий полуразрушен, но представить себе отвратительную гарь и жирный черный дым не сложно.
А в уцелевших бараках пахло…
Нет, это сложно передать.
Чем пахнет тупое отчаяние?
Ежесекундный, выматывающий страх?
А каково это – день за днем, месяц за месяцем отбывать нечеловеческую жизнь?
А комендатура? А сторожевые вышки? А железные ворота с издевательским изречением: «Труд делает свободным»?
А полукруглая дорожка, по которой узников заставляли бегать целыми сутками – с мешком песка на плечах, в тесной обуви?
Фашисты подобным палаческим способом определяли износ тех самых башмаков.
Но самое жуткое место – это лагерная клиника.
Один операционный стол чего стоил – отделанный белым кафелем, он больше всего напоминал алтарь для жертвоприношений.
Да так оно и было.
Никаким садистам даже в голову не приходили те изуверские опыты, что ставили над заключенными ученые-живодеры.
На мужиках, на детях… К беременным женщинам был особый подход…
Именно там, в Заксенхаузене, и окончил свои дни Яков Иосифович.
14 апреля 1943 года.
Гордый, несломленный, одинокий.
В тот апрельский день…
Быков усмехнулся и покачал головой.
Какой – тот? Ничего еще не случилось.
Но случится. Скоро уже.
Яков совершит невозможный «побег на рывок»: бросится к колючей проволоке, и пулеметчик-вертухай выпустит по нему очередь.
Умрет Джугашвили то ли от пуль, то ли от тока.
Да это и не важно.
Другое важнее: он не должен умереть!
Григорий приблизился к сосне, что росла рядом с капониром, и погладил ее ствол.
Якова нужно спасти. Но как?
Затевать обычную процедуру с донесениями «куда надо» и прочей волокитой нельзя – времени нет.
Надежда на помощь «отца» тоже микроскопична – когда началась война, вождь приказал не держать своих сыновей при штабах, а отправить на фронт.
Сталину, кстати, предлагали затеять поиск и спасение Якова, но Верховный главнокомандующий отрезал: «Там все – мои сыновья!»
Что тут скажешь? Хотя…
Быков вспомнил давнишний сериал, где на вопрос Жукова о его старшем сыне Сталин не сразу, но ответил приглушенным голосом: «Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его фашисты…»
Переживает «кровавый тиран»…
Интересная деталь: сын Никиты Сергеевича, Леонид, тоже был летчиком, и в этом самом 43-м его сбили, но в штопорящем самолете Леонид Никитович не разбился.
Он попал к немцам в плен и стал с ними сотрудничать, агитировать наших бойцов за сдачу врагу.
Тогда специально подготовленная группа выкрала сына Хрущева.
Партизаны сообщили об этом в Москву и запросили самолет, чтобы переправить «агитатора» через линию фронта.
Из Москвы последовал ответ: «Не будем рисковать жизнью другого летчика, – самолет не дали, а по поводу пойманного распорядились: – Решайте сами…»
Сына Никиты расстреляли. Яблочко от яблони?..
Быков покусал губу.
Яков – иной.
Что вообще можно предпринять?
Высадить десант или забросить осназ? А на чем?
Да и толку от того осназа…
В Заксенхаузене находится штаб-квартира дивизии СС «Тотенкопф» («Мертвая голова»), так что охраны в этом KZ больше чем достаточно.
