– Угу.
– Тело проститутки нашли на ярмарочной территории. А жила она в Кунавине. У содержательницы Рахиль Щавинской на Елизаветинской улице.
– Да, но мы не знаем, куда она убежала и где скрывалась до того, как была задушена.
– Не знаем, – согласился Алексей. – Но, судя по всему, жила где-то поблизости. Если человек напуган, его не заставишь вечером ехать через весь город и заходить в ивовые заросли.
– Пусть так.
– Наконец, этот загадочный «он», который не простит. Эксперты заявили, что найденные в шкафу у Лугвенева фальшивые билеты сами по себе стоят больше тысячи рублей. Бумага, типографская работа, доставка… Откуда у старшего билетера такие деньги? Оклад маленький, воровство еще не начало приносить доход. Кто-то его поддержал, выдал аванс. Кто?
Прозоров промолчал.
– Меня интересует Голяшкин.
На это главный сыщик лишь развел руками:
– В Кунавине заправляют татары. Эти ничего нам не скажут.
– Агентуры среди них нет?
– И никогда не было. Армяне есть, евреи, даже персы! Но не татары.
Лыков остерегся попрекать хозяина. Ведь так было и при них с Благово. Татарская среда абсолютно непроницаема для полиции. У них на все один ответ: «незнам»! Кроме того, Алексей здесь гость. Прикомандированный, который скоро уедет. Со своим уставом в чужой монастырь не лезут.
– А пришлите ко мне Германа. Вот полезный человек. Не думали взять его на службу? Знает уголовную среду, храбр, инициативен.
– На нем четыре судимости! – воскликнул коллежский регистратор. – Как Герман после этого может быть агентом? Только осведомителем.
– По вольному найму может, тут препятствий законом не предусмотрено.
– То законом. А попробуйте доказать полицмейстеру. Сами видели, как он относится к таким вещам. Методы у нас с вами бессовестные… А много ли он жуликов поймает со своей совестью?
Тут чиновник прикрыл рот рукой:
– Это без передачи, Алексей Николаевич!
– Конечно. Но Германа пришлите.
Вор пришел ночью, и опять в номер. Как он минует коридорных? Захочет что-нибудь спереть, и концов не найдешь.
– Михаил Мартынович, расскажи мне про Голяшкина.
– Купец второй гильдии, – усмехнувшись, ответил Герман.
– Ну а на самом деле?
– На самом деле «иван». Хозяин Кунавина и всей ярмарки. В смысле преступной ее части.
– Может он стоять за аферой с выставочными билетами?
– Если кто и может, так это он. Выставка, ваше высокоблагородие…
– Называй меня Алексей Николаевич.
– Слушаюсь! Выставка, Алексей Николаевич, это золотое дно. Особенно сейчас, когда она в полную силу вошла. В день туда приходят по двадцать-тридцать тысяч! Этого лишь дурак Савич не знал, а остальные-то знали да помалкивали.
– На чем там наживаются?
– Первое дело карманная выгрузка. Сколько кошельков можно срезать, когда тридцать тыщ зевак явилось? То-то. А за право работать на выставке надо платить.
– Кому? Голяшкину?
– Так точно. Второе – это кражи в номерах. Вон сколько гостиниц на Выставочном шоссе понастроили!
– А в полицейских протоколах эти кражи почти не встречаются.
– Так то же через хипес делается. Вот обворованные и помалкивают.
Хипес – воровство с использованием подставной женщины. Обязательно с виду порядочной. И жертвы выбираются такие, которые боятся огласки. Заманит красотка одинокого мужчину к себе в номер, а может, и сама к нему прийдет. И, пока они там балуются, сообщники обшарят карманы брошенной на стул одежды.
– Так. Еще что?
– Еще мошенничества. Они сейчас перебираются с ярмарки на выставку. Давеча одному простаку десять медных часов под видом золотых продали! Но вообще сбывать там можно и настоящие вещи.
– Какие?
– Да хоть челноки для швейных машин «Зингер»! Настоящая их цена три рубля пятнадцать копеек за штуку. А на выставке можно взять по девяносто копеек. Как так? А просто они ворованные. На таможне скрали, а здесь толкнули. И за это тоже полагается платить Голяшкину.
– Понятно, Михаил Мартынович. Это все его интересы?
– Ну нет! В выставочных гостиницах еще и рестораны имеются. А в Кунавине публичные дома. Там тоже большие деньги гуляют: как мимо них пройти?
– Публичные дома понятно, а в ресторанах что? Пьяных обирают?
– На поток поставлено! Официанты в этом участвуют, за мзду, конечно. Споят и обсчитают, на сколько смогут. При этом запустят глазенапа в бумажник – много ли там денег. А в зале уж люди Голяшкина сидят. Получили знак и пошли следом. До удобной подворотни.
– Хм… Распустили их нынешние сыскные… А серьезные вещи?
Герман насупился:
– Это мокрые дела?
– Да.
– Бывает. Но тут все концы в воду. Даже я не знаю.
– В Кунавине уже кого-нибудь убили?
– Мне не скажут. Я вор, а не гайменник.
– В полицейских отчетах все спокойно. Одни мелочи.
– Значит, так всем удобнее, – усмехнулся освед. – И нам, и вам!
– Михаил Мартынович, ты, кажется, все знаешь в этом городе. Скажи мне, кто Одежкина убил?
Герман развел руками, точь-в-точь как недавно Прозоров:
– Загадка для всех. Насилие к полицейским в этой среде очень не приветствуется. Убытки потом большие выходят, когда полиция звереет.
– Может быть, по приказу «хозяина Кунавина»? – предположил Лыков.
Но вор эту идею отверг.
– Для чего ему злить вашего брата? Потом, городовой тот с Верхнего Базара. Там у Голяшкина интересов почти что и нет. И еще. Как ухайдакали парня? Камнем в висок. Разве деловые так работают? Нет, тут кто-то сторонний.
– А проститутку кто задушил? На ивовой плантации…
– Да кто угодно мог. Такое у них опасное занятие, у девок этих. Мало ли дураков по улицам ходит?!
– Она была любовницей старшего билетера, который сбежал.
– Вот оно что… Тогда мог и Пров Провыч распорядиться.
– Это Голяшкин?
– Да. Примером, если билетер его надул. Не всей выручкой делился, часть утаивал. А когда она вверх пошла, скопил сумму да и ноги в руки. Вот и отыгрались на девке за ее кредитного. Но, Алексей Николаевич, точно не скажу. Дела, где кровь, мимо меня ходят. И соваться туда желания нет!
– Как взять Прова Провыча за пищик?
– Не мой калибр, – сразу уклонился освед. – Да и… боязно как-то с ним связываться.
– Ну хоть наводку какую дай.
