Разбуженная нашими криками, Мэрилин просыпается, тоже идет купаться и догоняет меня, двигаясь безукоризненным кролем. Мы подплываем к лодке, стоящей на якоре, и беремся за канат, уходящий под воду. Мэрилин обнимает меня и говорит: «Твои голубые глаза с отблесками моря кажутся хрустальными. Ты прекрасен, мой ангел». Иногда мы позволяем себе сказать друг другу такие искренние слова.
Вечером мы ужинаем в Прайано, в ресторане, расположенном на небольшом пляже, где в небо взмывают отвесные скалы. Там, на вершине одной скалы, я замечаю небольшой дом.
На постели
Сентябрь. Мэрилин кладет чемодан на кровать. Лежа на матрасе, смотрю, как она собирает вещи. Мысленно она уже пересекла Ла-Манш, а физически все еще находится у меня в квартире. Мэрилин опустошает полки, которые я специально выделил ей в моем книжном шкафу, отправляет несколько электронных посланий, чтобы подготовить свой приезд в Лондон. Время от времени она склоняется надо мной и целует меня. Потом запирается в ванной комнате и выходит оттуда со слезами на глазах.
Ложусь на живот прямо на паркет, уперев руки в пол и согнув их в локтях. Затем поднимаю голову, высовываю кончик языка, приподнимаю одну руку, имитируя движения варана, — эта поза пресмыкающегося очень нравится моим близким. Мэрилин сначала пугается, а потом начинает смеяться. И мы идем в последний раз принимать вместе душ.
Телефонный разговор
— Алло? Папа?
— Да, милая, как твои дела?
— Первый день занятий прошел очень хорошо. Но потом у меня сильно болел живот.
— Теперь тебе лучше?
— Немного лучше… А ты с Мэрилин?
— Нет, она навещает маму.
— Ах, вот как.
— Да.
— Я написала поэму о нашей прогулке на лошадях. А еще я нарисовала рисунок. Мне хотелось бы сделать ей подарок, пока она не уехала.
— Это очень мило с твоей стороны. Думаю, она будет довольна.
— Тогда, может, отошлем ей подарок по почте? Или когда она вернется в Париж?
— Посмотрим. У меня садится батарейка, малыш, боюсь, связь сейчас прервется.
— Крепко обнимаю тебя, папа. Я люблю тебя.
Северный вокзал в Париже
Отъезд в Лондон. Я везу Мэрилин на вокзал. Толпа народу, различные объявления по громкоговорителю. Чувство тревоги. В этот момент я уже перестаю что-либо понимать в людях.
В вестибюле вокзала наталкиваемся на группу возбужденных отъезжающих: они презрительно свистят на полицейских, которые проверяют билет у одного молодого человека, подозревая в нем мошенника. Некоторые прохожие заступаются за него, говоря, что он обычный парень из предместья. Полицейские превышают свои полномочия, они потеряли терпение. Обстановка накаляется. В толпе слышится недовольный ропот.
После проверки билетов идем на платформу, к головным вагонам. Поезд «Евростар» постепенно заполняется.
Мэрилин робко на меня смотрит.
Очень нежно беру ее за руку и говорю:
— Я хотел бы, чтоб у нас был ребенок.
Ее лицо озаряется.
— Правда? То, что ты говоришь… Это потрясающе!
— Желание иметь ребенка связано только с тобой. Ни с кем другим.
Она потеряна, растрогана. В этот момент мне хочется выразить чувства, которые я еще не могу четко сформулировать.
— Поезд сейчас отправится, моя дорогая.
— Разлука будет нелегкой. Возможно, мы совершаем ошибку.
— Нет никакой ошибки. Что в тебе хорошо, так это твой смех и твоя непосредственность. Что-то очень прозрачное и очевидное.
— С тобой я чувствую себя красавицей. Но не говори таких вещей — ты меня пугаешь.
— Каждый должен стремиться к прозрачности. Ты так не думаешь?
— Да, мой дорогой человечек.
— В идеале хотелось бы жить в мире с тысячью других измерений.
— Да… но ничего не кончено.
— Поезд уйдет.
— Я остаюсь. На этот раз все решено.
Она ставит чемодан, обнимает меня — ее глаза полны слез.
— Нет, тебе нужно ехать. Поднимайся в вагон, поезд сейчас отправится.
— Через две недели я снова буду в твоих объятиях.
— Конечно. Все будет хорошо.
Удерживаю ее за руку.
— Скажи, а ты не хотела бы отрастить волосы?
— Думаешь, стоит?
— Да, ты станешь еще красивее с длинными волосами.
— Хорошо, согласна. До скорой встречи, любимый.
Все кончено, она заходит в вагон. Я не хотел этого видеть. Не знаю, оглянулась ли Мэрилин.
«Евростар» трогается и набирает скорость, налегая на рельсы, а я получаю эсэмэску: «Люблю тебя! Будь со мной!»
В тот момент, когда я собираюсь ответить на послание моей любимой, чья-то рука ложится мне на плечо, и мой внутренний голос словно вопрошает: «Как? Мэрилин, ты все-таки осталась в Париже? Ты уверена, что так надо? Это твое решение?» Я оборачиваюсь и — о, ужас! — вижу лицо, которое успел почти полностью позабыть, ужасное лицо получеловека, полупризрака.
— Здравствуй, Матье, как дела?
— ?!
— Ты видишь, я уже не ношу розовых галстуков… Так лучше, правда?
— Черт! Парень, да ты просто невозможный тип!
— Я твой друг, — говорит он.
— Ты меня достал…
Испытывая напряжение, несусь к центральному выходу, смотря под ноги. Столько всего смешалось в моей голове! И вдруг, заглушая мой внутренний голос, раздаются бессвязные крики толпы. Поднимаю голову и вижу, как расступаются отъезжающие, чтобы пропустить бегущего изо всех сил человека. Я узнаю его — это недавний молодой «мошенник», которого я и Мэрилин совсем недавно видели внутри здания вокзала. Его преследуют полицейские. Паника на платформе! Одна старая женщина падает, поранив колено, какая-то мамаша с ребенком кричит, заметив, как полицейский достает оружие.
Беглец чуть было не сбивает меня с ног. Смотрю, как он мчится по перрону, а за ним бегут полицейские. В этот момент появляется поезд, он тормозит… Толпа продолжает расступаться, слышны отдельные выкрики, истерический визг. Беглец толкает человека, который носил розовые галстуки, и тот падает на рельсы прямо перед локомотивом. Кто-то пытается его спасти. Слишком поздно: его тело на какой-то момент исчезает под составом, а потом появляется в виде кровавого месива.
На обратном пути домой бесцельно бреду вдоль канала Сен-Мартен, в смятенных чувствах, сбитый с толку: ужасные картины смерти запечатлелись в моем сознании. Немного утешает то, что, если судьба мне улыбнется, скоро увижу свою любимую. Брожу, хожу по кругу по кварталу, и вспоминаю, как двадцать лет назад провожал Клару на самолет в Лондон. Потом она стала матерью Луны.
