Николас снова положил ее голову на свою закованную в панцирь грудь.
– Тебе со мной нельзя.
– Может, ты сам не захочешь возвращаться. Кто знает, вдруг тебе придется остаться здесь навсегда.
– Нужно ехать в Ашбертон, где находится моя могила. Теперь, когда я узнал то, за чем явился, следует идти в тамошнюю церковь и молиться.
Ей хотелось найти нужные слова, сказать нечто такое, чтобы он оставил мысль о возвращении. Но Даглесс знала, что никакие слова не смогут заставить его передумать: слишком важны для него семья, родовое имя и честь.
– Мы уезжаем сегодня, – тихо ответила она – Не думаю, что ты еще раз захочешь встретиться с Арабеллой.
– У тебя больше нет в запасе калькуляторов или телевизоров, чтобы отвлечь меня? – ухмыльнулся он.
– Я приберегла стерео на вечер.
Он повернул ее к себе лицом и положил руки на плечи.
– Я буду молиться в одиночестве. И если вернусь, вернусь один. Понятно?
Даглесс кивнула.
«Время в кредит, – подумала она. – Мы живем в кредит…»
Глава 16
Даглесс сидела на двуспальной кровати и наблюдала за лежавшим на соседней кровати Николасом. Эту ночь они провели в ашбертонском пансионе, и сейчас в тусклом утреннем свете черты его лица были почти неразличимы, но она все же не отрываясь смотрела на него.
Вот уже три дня, как они знали имя доносчика, и каждую минуту из этих трех дней Даглесс ждала его исчезновения. Каждое утро Николас шел в церковь и два часа проводил на коленях, в молитве у своей могилы. Еще два часа он молился днем.
И каждый раз, когда он заходил в церковь, Даглесс оставалась у ворот и ждала затаив дыхание в полной уверенности, что больше его не увидит. Ровно в десять утра и четыре дня она на цыпочках входила в церковь, и при виде Николаса жгучие слезы облегчения и радости выступали на глазах. Она подбегала к Николасу, измученному, мокрому от пота, чувствуя, как больно сжимается сердце. Он молился так истово, что едва не падал от усталости. Даглесс помогала ему встать: ноги Николаса ныли и затекали после двух часов стояния на холодном каменном полу. Викарий, пожалев Николаса, принес ему подушку, но тот отказался ею воспользоваться, утверждая, что нуждается в физической боли, дабы постоянно помнить свой долг.
Даглесс не спрашивала, зачем это ему, поскольку не хотела растоптать крошечное семечко надежды, которое начала робко лелеять. Каждый день, заходя в церковь, она видела почти неземной свет в его глазах. Может, он и не вернется…
Даглесс понимала, что ей тоже следовало бы молиться за его возвращение. Честь и фамильное имя, а также будущее многих людей важнее, чем ее эгоистичные желания, но каждый раз, видя его на коленях перед могилой в свете одинокого солнечного луча, падавшего на его большое тело, она шептала:
– Слава тебе, Господи!
Три дня. Три божественных дня. За исключением времени, когда Николас не находился в церкви, они не разлучались. Она взяла напрокат велосипеды и очень веселилась, обучая его держаться в седле. Падая, Николас каждый раз увлекал ее за собой, и они кубарем летели в сладкие английские травы. Сладкие английские травы, украшенные кучками коровьего навоза.
Смеясь над собственным кошмарным видом, они бежали в пансион, чтобы вымыться и переодеться. Кроме велосипедов, Даглесс также взяла напрокат видеомагнитофон и кассеты, и вечерами они смотрели картины в своем номере.
Поскольку Николас был ненасытен в своей жажде знаний, они записались в маленькую местную библиотеку и просмотрели сотни книг. Николас хотел знать все, что случилось с 1564 года. Хотел услышать каждую известную музыкальную пьесу. Каждую песню. Хотел успеть понюхать, коснуться и попробовать на вкус все, что только можно.
– Если бы я остался здесь, – обронил он как-то, – стал бы строить дома.
Даглесс не сразу поняла, что под строительством он подразумевал проектирование. Судя по строгой красоте Торнуик-Касл, у него был настоящий талант.
И прежде чем Даглесс успела сдержаться, с языка само собой сорвалось:
– Ты мог бы поступить в архитектурную школу. Конечно, придется многое узнать о современных строительных материалах, но я тебе помогу. Научу без труда читать теперешний шрифт, а мой дядя, Джей Ти, раздобудет тебе паспорт. Он король Ланконии, и мы просто скажем, что ты уроженец его государства. Таким образом, я сумею взять тебя с собой в Америку. Отец поможет тебе поступить в школу, где изучают архитектуру. А летом мы поедем в мой родной город Уорбрук, на побережье Мэна, – там просто чудесно, – и мы будем плавать на яхте, и…
Но Николас, уже не слушая, отвернулся.
– Я должен вернуться.
Да, вернуться. К жене… к женщине, которую он так любит. Ужасно обидно, что она, Даглесс, с ума по нему сходит. А он… он ничего к ней не чувствует. Остальные мужчины в ее жизни постоянно что-то от нее хотели. Роберт требовал ее покорности. Делай именно так, как велит он, или вообще не делай – вот его философия. Были и такие, кто встречался с ней из-за фамильного состояния. Кое-кто пользовался ее добротой, считая доверчивой, простодушной дурочкой. Но Николас был другим. Он ничего от нее не хотел.
Временами при случайном взгляде на Николаса ее охватывало такое вожделение, что она с трудом удерживалась, чтобы не наброситься на него в библиотеке, пабе или на улице. Постоянно мечтала сорвать с него одежду и взять силой!
Но стоило ей подойти ближе, как он отступал. Похоже, его интересовали вкус, запах и осязание всего на свете, кроме нее.
Даглесс пыталась привлечь его внимание. Богу известно, как сильно она пыталась! Заплатила – собственной кредиткой – двести фунтов за ночной гарнитур из настоящего шелка, который гарантированно должен был завести любого мужчину. Но когда она вышла из ванной в этом пеньюаре, Николас едва взглянул в ее сторону. Даглесс не сдалась. Купила крохотный флакончик духов «Тигрица», облегчивший ее кошелек на семьдесят пять фунтов, после чего склонилась над Николасом так, чтобы продемонстрировать грудь в вырезе блузки, и спросила, нравится ли ему запах.
Он что-то нехотя пробормотал в ответ.
Она наполнила ванну кипятком и сунула туда джинсы, чтобы они сели. Высохнув, они оказались такими тесными, что ей пришлось продеть в язычок молнии большую английскую булавку и лечь на пол, чтобы их застегнуть.
Но Николас не отреагировал. Она надела к ним тонкую шелковую блузку без лифчика. Николасу было все равно.
Она бы посчитала его голубым, если бы не видела, каким взглядом он провожает каждую хорошенькую женщину.
Тогда Даглесс купила черные колготки, черные туфли на высоких каблуках, черную, молодежного покроя мини-юбку и красную шелковую блузку. И хотя чувствовала себя по-дурацки, крутя велосипедные педали в таком прикиде, все же не отступила. Проехала четыре мили впереди Николаса, и что же? Две машины съехали в кювет, потому что водители засмотрелись на Даглесс, но Николасу не было до нее дела. Она взяла на просмотр кассету с фильмом «Жар тела». Даже это не помогло.
