К началу четвертого дня она пришла в полное отчаяние и с помощью хозяйки пансиона изобрела хитрый план, как затащить Николаса в постель. Хозяйка сообщила Николасу, что ей понадобилась их комната, поэтому Даглесс сняла номер в соседнем прелестном сельском доме, переделанном под отель. Она соврала Николасу, что в единственной комнате, которая оставалась свободной, стоит одна большая кровать и поэтому придется довольствоваться тем, что есть. Николас окинул ее странным взглядом, значения которого она не поняла, и молча отошел.
Так что теперь Даглесс уже полчаса сидела в ванной, нервничая, как невеста-девственница в брачную ночь. Наконец она дрожащими руками надушилась, развязала бантики на пеньюаре и взбила волосы, после чего вышла в комнату. Там было темно, но она смутно различала контуры кровати, которую предстояло делить с Николасом.
Даглесс медленно побрела к нему, вытянув руки.
– Николас, – прошептала она. Но пальцы наткнулись на… подушки!
Включив лампу на тумбочке, она увидела, что Николас воздвиг посреди кровати баррикаду из подушек, тянувшуюся от изголовья до изножья.
Николас лежал на самом краю кровати, повернувшись к ней спиной, и спина казалась второй баррикадой.
Прикусив губу, чтобы не заплакать, Даглесс легла в постель и тоже отодвинулась к краю, чтобы не задеть проклятых подушек. И даже не выключила свет, потому что силы внезапно ее покинули. Слезы все-таки покатились по щекам.
– Почему? – шептала она. – Почему?
– Даглесс, – тихо позвал Николас, поворачиваясь к ней, но не пытаясь коснуться.
– Почему я так тебе нежеланна? – выпалила она и тут же возненавидела себя за это, но у нее не осталось и капли гордости. – Я вижу, как ты смотришь на других женщин, которые даже сложены куда хуже меня! И я знаю… что красивее их… но ты никогда не смотришь на меня. Иногда целуешь, но ничего больше. Я сама видела, как ты ласкаешь Арабеллу, и… в твоей постели перебывало столько женщин, но мне ты отказываешь. Почему? Я слишком мала ростом для тебя? Слишком толста? Ты ненавидишь рыжих?
Николас долго молчал. А когда заговорил, стало очевидно, что слова долго копились у него в душе.
– Я никогда не желал женщину так сильно, как желаю тебя. Мое тело ноет от желания. Но я должен уйти. Я не могу вернуться, зная, что оставляю тебя в тоске. Когда мы впервые встретились, ты плакала так громко, что я услышал тебя через четыреста лет. Я не имею права снова причинить тебе такую боль.
– Ты не прикасаешься ко мне, не желая, чтобы я скорбела, когда ты уйдешь?
– Да, – прошептал он.
Слезы Даглесс мигом высохли. Ей хотелось смеяться от радости. Встав, она обошла кровать и надменно глянула на него сверху вниз:
– Ты идиот! Неужели не сообразил, что, когда ты уйдешь, я и без того буду скорбеть о тебе каждый день, до конца жизни?! Я буду плакать так долго, громко и сильно, что меня услышат даже в начале времен! О, Николас, глупый, разве ты не знаешь, как безумно я тебя люблю? Коснешься меня или нет, слез все равно не остановишь. – Немного помолчав, она задорно улыбнулась: – А пока я скорблю, ты оставишь мне воспоминания, которые сшибут Арабеллу со стола?
Даглесс ждала и ждала, но он не шевелился. Только смотрел на нее поверх подушек.
Она и представить не могла, что сейчас произойдет. Взметнувшись с постели, он схватил ее, и оба упали на пол. Даглесс не успела ничего заметить. Только ощутила, как прижимается к ней его тело, как ласкают губы ее кожу, как уверенно держит он ее плечи.
– Николас, – прошептала она. – Николас.
Его губы и руки были повсюду, а она целовала каждый дюйм его тела, до которого могла дотянуться. Послышался треск ткани, и ночная сорочка куда-то улетела. Когда его горячий влажный рот накрыл ее грудь, Даглесс в экстазе застонала.
Это Николас, мужчина, которого она хотела, желала и добивалась столько времени. Его большие жесткие ладони гладили ее, большой палец играл с пупком, а губы и язык – с сосками. Пальцы Даглесс утонули в его волосах.
– Позволь мне, – прошептала она. Даглесс всегда выбирала мужчин, которые нуждались в ней, мужчин, считавших, что всей любви и заботы, которые она давала им, недостаточно. До сих пор опыт Даглесс в сексе ограничивался мужчинами, которые привыкли только брать. – Николас, – окликнула она, когда его губы скользнули вниз. – Николас, я не думаю…
Его руки ласкали белую мягкую плоть ее бедер, но губы все скользили. Вниз, вниз, вниз…
Даглесс выгнула спину. До сих пор ни один мужчина не делал с ней ничего подобного. Страсть копилась в ней, продолжая нарастать, пока его язык… Господи, его язык!
– Николас! – простонала она, дергая его за волосы. Но он покрывал поцелуями-укусами внутреннюю сторону ее бедер, ласкал ямочки под коленками, пока напряжение не стало невыносимым.
Только тогда Николас, взяв ее левую ногу, согнул и вошел в нее так мощно и полно, что Даглесс попыталась его оттолкнуть. Но ее мышцы сомкнулись вокруг его плоти, правая нога сплелась с его ногой, и Николас продолжал вонзаться в нее глубокими, сильными выпадами, каждый из которых толкал ее все дальше по ковру. Наконец Даглесс уперлась руками в стену.
Тогда Николас отпустил ее ногу, и девушка обвила ногами его талию и вскинула бедра, чтобы встретить его на полпути. Он сжал ее упругую попку, поднял к себе… выше… еще выше…
Когда наконец настал миг последнего, слепящего выпада, Даглесс содрогнулась в ответном экстазе.
Прошло немало времени, прежде чем она вспомнила, где находится и кто она. Голова почти упиралась в стену; над ней маячили тумбочка с лампой.
– Николас, – пробормотала она, коснувшись его мокрых от пота волос. – Неудивительно, что Арабелла рискнула всем ради тебя.
Николас приподнялся на локте и взглянул на нее.
– Ты спишь? – усмехнулся он.
– Николас, это было чудесно. Ни один человек…
Не дав ей докончить, он взял ее за руку, поднял с пола и стал целовать, нежно, крепко, жарко… прежде чем увести в ванную. Включил горячий душ, увлек ее за собой и, прижав к стене, снова стал целовать. Даглесс прильнула к нему всем телом.
– Я мечтал об этом, – признался он. – Этот фонтан был создан для любви.
Но Даглесс была слишком поглощена восхитительным зрелищем: его ладонью, накрывающей ее грудь, – чтобы ответить. Стоя под горячей водой, Николас осыпал поцелуями ее шею, груди и живот. Даглесс почти в беспамятстве откинула голову и вцепилась в его плечи, такие широкие, что едва умещались в душевой кабинке.
Открыв глаза, Даглесс прежде всего увидела его улыбку.
– Вероятно, некоторые вещи в этом современном мире не меняются, – заметил он. – Похоже, теперь я стал твоим учителем.
– Вот как? – хмыкнула она, принимаясь целовать его плечо и мускулистую грудь. Ладони судорожно мяли его спину. Подумать только, она предрекла, что он растолстеет, но на его теле не было и унции жира. Только мышцы. Упругие, бугрящиеся, выпуклые, твердые мышцы.
