* * *
Она выехала из ворот на своем мотоцикле и повернула на Балтийскую, устремившись в сторону его дома. Молодой человек бесшумно последовал за ней.
На повороте она сбросила скорость и посмотрела на неосвещенный дом из красного кирпича за высокой стеной.
Вильям множество раз видел такие взгляды. Старое здание точно притягивало непрошеных зрителей, манило своей зловещей таинственностью. Люди, может, и не догадывались о том, кто его жители, но опасность исходила от самих стен, черного блеска окон, обломанных углов, обшарпанных стен. Одних концентрация сил в предметах отпугивала, других манила.
Его новая знакомая принадлежала как раз к последним.
Бесс прокатила по Михайловскому переулку, затем по Швецова и свернула в небольшой дворик перед старой четырехэтажкой. Мотоцикл оставила за полуразрушенной кирпичной оградой помойных контейнеров.
Вильям зашел в подъезд и поднялся за объектом своей слежки на последний этаж.
Он увидел, что дверь девушке открыл коротко стриженный блондин в тренировочных штанах и мятой футболке. Его голубые глаза озарились радостью, губы растянулись в улыбке.
— Не ожидал, — сказал хозяин квартиры.
— Мне нужно приглашение? — спросила Бесс.
— Нет.
Дверь за ней закрылась, как погасший лучик надежды, забрав с собой яркую полоску света с лестницы.
Вильям постоял, прислушиваясь, а затем бросился к небольшому грязному окну и распахнул его. Вылез, ухватился за слуховое оконце и поднялся на крышу, откуда спустился по черной пожарной лестнице, расположенной в самом углу соединения двух зданий. Придерживаясь одной рукой за железный прут, молодой человек заглянул в окно. То оказалось занавешено плотной портьерой, лишь с одного края оставалась узкая щелочка. В комнате горел тусклый свет, и все, что было видно в щель, — это стену, а на ней две тени, слившиеся в одну.
Играла музыка, мужской красивый голос пел:
…Звуки ленивы и кружат, как пылинки, над ее головой.
Сонные глаза ждут того, кто войдет и зажжет в них свет.
Утро Полины продолжается сто миллиардов лет.
И все эти годы я слышу, как колышется грудь.
И от ее дыханья в окнах запотело стекло.
И мне не жалко того, что так бесконечен мой путь.
В ее хрустальной спальне постоянно, постоянно светло
[10]
.
В мелодичные звуки врывались прерывистое дыхание и ускоренный стук двух сердец.
Вильям отпрянул от окна и на несколько мгновений застыл, глядя в никуда, вынужденный слушать музыку чужой страсти.
Он спрыгнул с лесенки и побрел прочь. Сам не знал, чего ждал от той, кто после пяти минут знакомства с ним согласилась на разовый секс. Верности? Она свое слово держала и продолжать знакомство не пыталась, он сам захотел большего. А ее пределом была постель.
Молодой человек досадливо пнул желтые листья, выходя со двора. Следовало ограничиться тем их первым сексом и забыть. Вильям, болезненно морщась, посмотрел на темные окна дома. Чем-то она цепляла. Своей непохожестью на других девушек, своей доступностью и в то же время поразительной недосягаемостью. Она смотрела на мир иначе; ее глаза, меняющие цвет от лучисто-зеленого до штормяще-синего, можно было подумать, видели эту жизнь уже тысячу раз. Ее отношение к человеческим ценностям было настолько пренебрежительно безразличным, как будто она сама принадлежала к другому — неизвестному виду. А ее интересы столь узки и определенны, словно она явилась на этот свет приятно скоротать время за выпивкой и вкусной едой, одной рукой листая толстую книжку, другой лаская очередного любовника. Казалось, кроме риска и удовольствия девушку ничего не интересовало.
Вчера, стоя с ней на берегу Лебяжьего канала под тенью лип, Вильяму показалось, своей неосторожной шуткой он задел Бесс, затронул что-то в душе. Позже, когда довел до дома, девушка не пригласила к себе. Ему наивно думалось, тем самым она перевела его из разряда случайных партнеров по сексу на ранг выше.
Но оказалось, такого ранга не существовало. И сегодня она уже была в объятиях другого…
Молодой человек сунул руки в карманы джинсов. Если его слова и затронули в ее душе некую струну, то привело это лишь к тому, что девушка не хотела больше его видеть. А на его «Встретимся завтра?» попросила номер телефона и пообещала при желании непременно позвонить.
Он знал, она не позвонит.
Вильям резко обернулся, услышав позади сопение, и увидел перед собой Йоро. Чернокожий мальчик стоял под фонарем, сжимая в кулаке букет из кленовых листьев. Лохматый, голый и очень довольный собой, он широко улыбнулся и сказал:
— Лайонел снова выиграл.
— О чем ты? — заинтересовался молодой человек.
— Когда я спросил его пару часов назад о тебе, он ответил, что ты как всегда где-то страдаешь.
— Страдаю? — оскорбился молодой человек.
Мальчик пожал худенькими плечами:
— Судя по выражению твоего лица, он угадал.
Возразить было нечего, а Йоро неожиданно признался:
— Мне всегда было тебя жаль, Вильям.
— Неужели? — Попытка сыронизировать не удалась, и он вздохнул. Ему не хотелось выглядеть жалким.
Оборотень почесал лохматую голову.
— Если старейшины не ошиблись, то в своем падении твой ангел вот уже который век, а все еще неуверен.
Вильям рассеянно кивнул. Он и сам это чувствовал лучше, чем кто-либо. Собственное желание сотворить из Кати нечто идеальное, достойное белых крыльев, и было той самой неуверенностью его внутреннего ангела в своем выборе. Тот мучился, заставляя себя всюду искать свет, несмотря на то, что был беззаветно влюблен во тьму.
— Я не могу повлиять на него, — признался молодой человек.
Йоро поднял теплые карие глаза.
— Да, но ослабить влияние его неуверенности ты мог бы попытаться.
Вильям не ответил, сам не знал, насколько сильно влияние ангела, осталось ли внутри что-то от того английского юноши, каким он некогда был. Или же более сильное существо поглотило его целиком, подчинило себе?
— Зачем тебе листья? — резко сменил тему молодой человек. Говорить об ангеле, столь необходимом старейшинам, ему не нравилось. Возникало слишком много сожалений и пустых мыслей, появлялось слишком много вопросов, на которые никто не мог ответить.
Оборотень поднес букет к носу, а затем опустился на корточки и разложил кленовые листочки на асфальте. После чего взял один из них нежно-алый с бордовыми прожилками, и принялся ловко сворачивать.
Когда листок приобрел форму небольшого кукурузного початка, мальчик снял с кроссовки молодого человека шнурок и завязал свое творение у основания.
