Катя застыла, вцепившись в перила ограды.
Перед ней расстелилась река жизни, состоящая из миллионов осколков, в которых отразился каждый миг существования того, кого она так беззаветно любила.
Перед ней предстал Лайонел и его бесчисленные женщины. Со многими он был отвратительно груб, но они продолжали слетаться к нему, как мотыльки на свет. Обласканный со всех сторон миллионами рук: женских, мужских, детских — он улыбался своим победам, и лед в глазах, точно бритва, заострялся с каждым томным вздохом любовниц, с каждым криком жертв. Казалось, он просто идет и убивает одного человека за другим, убивает зверей и птиц, вампиров, уничтожает все живое. Сменялись века, дорогие костюмы и города. Неизменным оставался лишь обладатель ледяных глаз, всегда идеально прекрасный и ко всему безразличный.
За какой-то ничтожный миг, пока смотрела в воду, она увидела столько жестокости, ненависти, издевательств, грубости, насилия и смертей, что, закрыв глаза, не увидела благословенной черноты — вместо нее была кровь.
Катя долго стояла с закрытыми глазами, а когда в голове тихо и нежно зазвучал «Свадебный марш» Джонатана Кэйна, открыла их. Река уже приняла свой прежний вид, а на набережной никого не было.
Девушка бежала до дома не останавливаясь. Только войдя в темную прихожую с облупившимися стенами и ржавыми крючками, позволила себе опереться о дверь. Увиденное привело в смятение, как будто надорвало сердце и вывернуло его наизнанку.
На одном из вздохов она глотнула морозно-свежий холодный аромат, и, прежде чем перед ней появился хозяин этого запаха, ее охватил ужас. Лайонел в какую-то долю секунды оказался рядом, протянул руку к ее лицу, и Катя в страхе дернулась, зажмуриваясь.
Прикосновение оказалось не грубым, он нежно погладил ее по щеке.
— Где ты была? — но этот обманчиво-мягкий голос не смог ввести в заблуждение. Лайонел был зол.
— Гуляла, — пробормотала Катя, осторожно отнимая его ладонь от своего лица.
Он крепко сжал ее пальцы, его слова прозвучали обвиняющее:
— Почему ты дрожишь?
Она попыталась отнять у него свою руку — не вышло.
— Я просто немного расстроена. Ерунда.
Молодо человек задумчиво оглядел ее платье, затем просунул одну руку ей за спину, стал расшнуровывать корсет, другой провел по шее, спускаясь к груди.
Катя вжалась в дверь, взмолившись:
— Пожалуйста, не надо…
Он остановился.
— Хочешь отказать мне?
— Я… — голос ее дрогнул, — я просто не хочу… прости.
— Не важно.
Девушка вскинула голову, уверенная, что он все равно намерен добиться своего. Но Лайонел развернулся, чтобы уйти.
— Прости, — повторила она, — не уходи.
Он холодно взглянул на нее и, сказав: «У меня есть дела», — покинул прихожую.
Катя притронулась к шее, где сохранилось тепло от его прикосновения, — сердце легонько сжалось. Кем бы ни был тот мальчик с ледяными глазами, своего он добился. С какой целью кому-то захотелось показать ей нелицеприятную сторону ее возлюбленного? Сторону, которую он сам не хотел показывать, чтобы не шокировать и не оттолкнуть.
На днях же говорила: «Нас хотят разлучить», — и вот сама делала первые несмелые шаги к ссоре.
Девушка присела на корточки, обхватив колени. На запястье упала обжигающая капля. За ней еще и еще, глаза горели огнем.
— Хватит плакать, — услышала она над собой.
Катя вытерла щеки, подняв голову. Лайонел стоял над ней, хмурый, но совсем не злой.
Она подала ему руку, он взял, легонько ее пожал, затем присел рядом на корочки.
— Что случилось?
Девушка набрала в легкие воздуха, чтобы выпалить: как устала, как ей больно от увиденного, как ей хочется чего-то, чего сама не понимает.
— Ты обижаешься из-за Киры? Думаешь, я проявил излишнюю резкость? — спросил он.
В этот миг перед глазами пронеслись все его злодеяния, у нее вырвался из груди нервный смех. Что значила та резкость по сравнению с тем, на что он был способен? Какой нереальной силой воли обладал, если сдерживал все свои желания, привычки? И вместо того чтобы жестоко надругаться и убить, лишь проявлял резкость на словах.
— Прости, — выдохнула Катя. Глаза вновь заполонило пеленой слез.
— Уж лучше смейся. — Он поднял ее на ноги и прижал к себе.
Она уткнулась ему в шею, прошептав:
— Я умру, не вынесу, если ты разлюбишь меня.
Играла «Песнь индийского гостя» Римского-Корсакова из оперы «Садко» — сладкая, ласково-обманчивая, глубокая и таинственная.
Лайонел погладил девушку по голове и прижался губами к виску.
— Иногда одной любви недостаточно, чтобы двое могли быть вместе.
Она потерлась макушкой о его подбородок.
— Неужели ты не понимаешь — мне хочется услышать от тебя совсем другое!
— Заверения в вечной любви может позволить себе лишь Бог. Помнится, тебе не нравились мои игры в Бога!
Катя вздохнула.
— Временами не грех и сыграть!
— Сыграем в твою игру о вечной любви после моей? — предложил он, выкладывая дорожку из поцелуев у нее на шее.
Девушка неопределенно хмыкнула.
— Почему-то все твои игры заканчиваются у меня в… м-м-м…
Золотистые кончики ресниц дрогнули точно в усмешке.
— Если хочешь, чтобы мужчина играл с тобой в любовь, поиграй с ним в секс.
Возле собора в форме латинского креста в огромном окне левой колоннады, откуда открывался вид на Невский проспект, канал Грибоедова и Спас на Крови, стояло шесть мотоциклов.
Среди байкеров в черных кожаных куртках Бесс была единственной девушкой. Казанский собор, облицованный темным пужожским камнем, величественно устремлялся в темнеющее небо — навстречу сумеркам.
Друзья курили, перекидывались отрывистыми фразами о предстоящей гонке.
Максан пульнул хабарик в стоящую неподалеку урну и, нахлобучивая на лысую голову шлем, заметил:
— Ждем еще пять минут этого урода и валим. Организаторы ждать не будут, сегодня касса в пол-ляма. — Он обвел всех взглядом. — Команды со всего города будут.
— Лизо! — окликнул друг.
Девушка перевела на него задумчивый взгляд и вытащила из уха наушник.
— Ну?
— Не спи, — разозлился Максан. — Ты и гоняться сегодня вот так собираешься в полудреме? Тогда уж лучше катись домой.
— Успокойся. — Она кивнула на подъезжающего мотоциклиста: — Все в сборе.
Максан накинулся на прибывшего, бешено жестикулируя, тем самым говоря опоздавшему, какой тот идиот.
