Ей было тринадцать. Он встретил ее одним весенним солнечным деньком у школы и отвел в кафе, где купил целую гору разноцветного мороженого.
Он сказал ей тогда:
— Мальчики — как замерзшие, твердые шарики мороженого, но если их облизывать, они будут таять, станут мягкими и послушными.
А потом попросил сделать ему приятно под столом.
Она воскликнула:
— Но ведь все увидят!
Ювелир улыбнулся.
— Да, но они сделают вид, что не заметили. Ты должна запомнить выражения их лиц. Люди — великие поборники морали, но большинство, оказываясь лицом к лицу с вопиющей безнравственностью, в панике отводят глаза и сбегают.
Девочка водила рукой вверх-вниз, вверх-вниз по его плоти, а он все говорил и говорил:
— Возмущение, потрясение, отвращение, жалость ты видишь во взглядах этих людей. Но они поднимаются, проходят мимо и уходят. Они рады бы помочь, вмешаться, но у каждого есть свои причины, какая- то мелочь, не позволившая подойти и возмутиться вслух, хотя бы попытаться что-то изменить. — Ювелир взял ложечку, зачерпнул подтаявшее мороженое, отправил себе в рот и улыбнулся, совсем как напроказивший мальчишка. Кончил и дал ей салфетку. — Вытри лапку, солнышко. На жизненном пути много скользких мест, никаких салфеток не хватит. И если ждать чьей-то помощи, можно так никогда и не сдвинуться с места.
Ей было пятнадцать. Она пришла в его квартиру к одному из его корешей и увидела Ювелира с другой женщиной.
В тот миг впервые узнала, что такое больно. Она попыталась уйти, но Ювелир вернул ее, а своей любовнице указал на дверь.
Позже он сказал:
— Ревность — главное и самое унизительное доказательство собственной незначительности.
Бесс спросила:
— И ты не станешь ревновать, если к нам присоединиться твой друг?
Ювелир расхохотался, крепко поцеловал ее.
— Мне бы этого хотелось, девочка.
У нее впервые было двое мужчин одновременно.
Ей исполнилось шестнадцать. Они столкнулись в переходе метро поздней летней ночью. Вышли на улицу, Ювелир повел ее куда-то темными двориками. А в одном из них неожиданно попросил снять трусики. Когда она сделала это, прижал к стене, завел руки за спину и приковал наручниками к ржавой трубе.
Если тебя окружит стая волков, хуже нет, чем кричать «Помогите». Стоит им учуять в тебе зайца — разорвут.
И он просто ушел, оставив ее одну. Небо было звездным-звездным, а воздух теплым и сыровато-влажным в бетонном закрытом дворике.
Она ждала полчаса, не в силах поверить, что Ювелир не вернется.
Мимо шли четверо пьяных ребят. Они громко смеялись и били о стены пустые бутылки из-под пива.
Бесс понимала, что они ее вот-вот заметят, и не стала ждать, окликнула сама.
Те подошли, глаза их азартно поблескивали, кто-то присвистнул, прошептав: «Какой улов!» Намерения нетрезвой компании сразу стали ясны.
Самый рослый спросил:
— Не страшно? Девушка, вы тут совсем одна?
— Нет, — ответила она и натужно рассмеялась, — уже не одна, теперь я с вами.
Парни переглянулись, а она чуть отошла от трубы и показала браслеты наручников. Понимала — все равно с минуты на минуту сами заметят.
— Поможете мне?
Пробежался шепоток изумления, а затем посыпались вопросы:
— Кто это тебя так?
Девушка попала в затруднительную ситуацию, пацаны!
— А если не поможем?
И наконец главный:
— А что нам будет, если мы тебя отстегнем?
Они были настроены добиться. Вряд ли кто-то из них предполагал, что она без колебаний предложит себя. Один сразу же отказался участвовать, оставил друзьям перочинный ножик и ушел. Трое других нерешительно переглядывались.
Вот они — звери, еще несколькими минутами ранее готовые растерзать жертву, стояли растерянные, не зная, как насиловать ту, которая ничуть не против.
— Да ладно, — пробормотал лопоухий, рассматривая замок на браслетах, — отстегнем, конечно.
Пока он возился с наручниками, она сделала минет двум другим.
Позже они поехали к лопоухому на квартиру и там накурились, устроив групповуху.
С этими ребятами она и по сей день частенько встречалась. У них всегда была наркота и выпивка.
После того случая она заготовила целую речь для Ювелира. Его поступок уязвил ее, полгода она бесконечно думала об этом, мысленно проговаривая то, что ей хотелось высказать. А увидела его спустя год и забыла все слова.
Ювелир сидел за столиком «Rock Cafe» в клубах дыма и разноцветных огнях подсветки. Бесс подсела к нему. Он заказала ей выпивку. Случай с наручниками не вспоминал, вел себя как ни в чем не бывало.
Она не осмелилась заговорить о прошлом и, не зная что сказать, спросила:
— А почему «Ювелир»?
— Потому что занимаюсь огранкой.
— Работа?
— Призвание.
Девушка ничтожно мало знала о нем, практически ничего. О себе он, как и большинство бывших заключенных, говорил редко и мало.
Они недолго посидели в кафе, а потом гуляли по городу, разговаривали. На дворе стояла золотая осень. Бесс казалось, это самый замечательный день в ее жизни.
Ювелир задавал вопросы. Они не имели ничего общего с тем, что обычно интересовало ее любовников: «Сколько лет?», «Кем хочешь работать, когда вырастешь?», «Какой любимый цвет?», «С кем встречалась до?», «Какие фильмы и книги нравятся?»
Он спрашивал: «Что есть справедливость?», «Где грань между добром и злом?», «Почему победителей не судят?», «Как использовать нравственность?», «Правдива ли ложь?», «На какие преступления толкает жалось?».
Она была с ним как жемчужина в своей ракушке, чувствовала себя уникальной. И ей это безумно нравилось.
На Банковском мостике он усадил ее на пьедестал со сфинксом и, обхватив лицо ладонями, долго смотрел в глаза.
— Я горжусь тобой, — в конце концов сказал он.
Его признание так потрясло девушку, что та не могла вымолвить ни слова. Гордость переполняла и ее, заставляя сердце неистово биться в груди.
На прощание он ее поцеловал. Не как любовник, как отец — в лоб.
Она держалась за лапу крылатого льва, стертую от прикосновений тех, кто загадывал подле сфинкса желания, и у нее от счастья кружилась голова. Бесс смотрела вслед единственному мужчине, который пробуждал в ней чувства, нечто сильное, неповторимое, и ей хотелось прокричать ему что-то вслед. Но что именно?
Через несколько дней она узнала, что его посадили. Если бы он только позволил, то сочла бы за честь навещать его в тюрьме, носить передачки. Если бы позволил, жила бы ради коротких встреч с ним. Но через кореша он передал ей: «Если ты будешь мне нужна, я найду тебя».
