Он посмеялся.
— А что ты будешь рисовать?
— Пейзажи, — с ходу ответила девушка.
— А в какой технике писать?
Катя вздохнула.
— Да какая разница? Поговорим о тебе! Ты, конечно, хотел бы стать президентом? Или как минимум мэром?
Лайонел сломал стебель мака и поднес кровавые лепестки к ноздрям.
— Неужели королем Англии? — с притворным ужасом, выдохнула Катя.
Он посмотрел на нее и провел бархатистыми лепестками цветка по ее шее.
— Конечно, я бы связал свою жизнь с политикой.
— Политики такие нудные…
— А художники вечно грязные, — поморщил он нос.
— Да, внешне грязные, но внутри они чисты, в отличие от чистых внешне политиков с их гнилыми душонками! — Катя резко села. — Вот видишь?
— Что именно?
— Мы ссоримся! Политик не друг художнику, — прошептала она, и на глаза ей навернулись горькие острые слезы.
Лайонел растерянно смотрел на нее, потом обнял.
— Ну-ну, — он поцеловал ее в уголок губ, — у политиков прекрасный вкус, и внутри своей грязной души они восхищаются художниками, поверь мне.
Она прижалась к его груди.
— Мы не встретимся. Все это глупо… мечтать.
— Не глупо, — гладил он ее по волосам, — каждому достанется по вере, помнишь?
— Я не верю…
— Я верю, — уверенно сказал он.
Слезы отступили, девушка вымученно улыбнулась.
— Тогда я еще мечтаю, чтобы мы встретились и ты любил меня до конца наших дней!
Поскольку он ничего не возразил, она воодушевленно продолжила:
— Я мечтаю, чтобы у нас были дети, похожие на тебя: мальчик и девочка. Артур и Анжелика.
— Анжелика? — изумился Лайонел.
— Красивое имя, — пожала плечами Катя и осторожно взглянула на него. — А еще, чтобы ты не был таким… таким… — Она замолчала, подбирая слова.
— Каким?
— Тираном, — тихо вымолвила она. И боясь, что он не поймет, выпалила: — Чтобы ты не был жесток с нашими детьми и со мной.
Лайонел опустил глаза, помолчал, затем взял ее руку и поцеловал в ладонь.
— Пусть твои мечты сбудутся.
— А твои? — спросила Катя.
— Мои навсегда связаны с тобой.
Они занимались любовью, а потом, лежа в маках голова к голове и глядя в чистое розовое небо, тихо разговаривали.
Она рассказывала ему, что они будут жить в квартире с видом на Дворцовую площадь, в свободное время гулять вдоль каналов, посещать театры, ходить в оперу и в картинные галереи, на выставки. А в летние месяцы уезжать в загородный дом с зеленым садом. Их дочь, красавица с золотистыми волосами, и сын, точная копия отца, вырастут сильными и независимыми.
Катя потянулась и, потершись щекой о плечо Лайонела, призналась:
— Конечно, ничего из этого не важно, если, переродившись, я забуду, какой прекрасной может быть жизнь Для тех, кто умеет ее ценить.
Ледяные глаза воззрились на нее.
— Знания о прошлых жизнях стираются, но есть вещи, которые клеймом отпечатываются на душах, и их не стереть. Ты не забудешь. И наверняка станешь самой жизнелюбивой девочкой на свете.
— «Катя, Катя, посмотри», — услышали они.
Девушка приподнялась, поправляя корсаж платья нежно-зеленого цвета с белыми кружевами.
— Олило осторожно прокрался меж стеблей и предстал перед ними, увешанный всевозможными украшениями. На тонкой шее гордо красовалось изумрудное колье, на котором висели кольца и браслеты. На рожках и копытцах тоже блестели драгоценности.
— Какая безвкусица, — не выдержал Лайонел.
Чертенок обратил на него влажные зеркальные глаза.
— «А Цимаон Ницхи сказал, что я симпатичный!»
— Цимаон Ницхи? — переспросили в один голос Катя с Лайонелом.
Молодой человек вскочил на ноги и посмотрел вниз. По тому, как окаменело его лицо и лед заострился в глазах, девушка все поняла. Она тоже поднялась и, увидев стоящего перед пещерой Создателя, невесело кивнула ему.
Лайонел спросил:
— Это произошло?
Катя впервые слышала в его голосе столько волнения и страха. Отец всех вампиров медленно улыбнулся.
— Да, мой мальчик. Пора.
В голове у нее зазвучала Пятая серенада Йозефа Гайдна — немного грустная, но все же триумфальная, пронизанная тоскливым ликованием.
И тогда девушка поняла. Лайонел боялся, что мост не опустится и им всем придется вернуться в пропасть вечности. Это страшило его куда больше смерти.
Катя схватила его за руку.
— Мы разве не вернемся в Петербург? А как же мои родители?
Он повернулся к ней и, погладив по щеке, сказал:
— Их дочь вернулась домой.
Девушка растерянно моргнула.
— Но… я ведь не приняла решение!
— Его принял я.
Она недоверчиво смотрела в его красивое бесстрастное лицо, не в силах представить, что какая-то девушка, пусть и похожая на нее, заменила ее.
— А мои родители ши… они…
— Да, — кивнул он, — они ее приняли за тебя.
Катя ошеломленно прошептала:
— Мама была счастлива?
— Очень. Как же иначе?
— Лайонел, ты можешь поклясться?
— Клянусь.
Девушка медленно вздохнула, а затем, с облегчением улыбаясь, уткнулась лбом ему в плечо.
— Спасибо.
После Катя нагнулась и погладила Олило между рожками.
— До свидания, дружок.
Малыш обхватил копытцами ее ногу.
— «А ты ведь приедешь еще, правда?»
Девушка в смятении посмотрела на Создателя — тот покачал головой. Тогда она присела перед чертенком на корточки и сказала:
— Мы уезжаем в путешествие, Олило, очень-очень далеко.
— «Катя, а почему бы мне не поехать с вами? Я мог бы смешить тебя!» — Он затанцевал.
— Видишь ли, — девушка провела ноготком по украшениям у него на груди, — в то место, куда мы направляемся, нельзя ничего с собой взять. Ни одного камешка или колечка.
Чертенок испуганно схватился за свои драгоценности и отступил, как будто боялся, что их отнимут.
— «Ой, Катя, а знаешь, моя мама меня не отпустит. А я обещал быть хорошим!»
— Конечно, — улыбнулась она, — я так и думала. Ну, давай прощаться?
Чертенок вновь доверчиво обнял ее ногу.
