Следующим на очереди оказался Симс. Он неуверенно вошел в комнату, пряча в ниточке усов робкую улыбку.
– Добрый вечер. Меня… э-э-э… насколько я понимаю, вы хотели меня видеть.
– Именно так, сэр. Мне надо задать вам несколько вопросов. Для начала – что вы делали сегодня после обеда?
– О господи, боюсь, такие вещи у меня всегда вылетают из памяти. Так, что же я делал? Ненадолго заглянул в общий зал. Помнится, там был Тивертон. Потом переоделся наверху. Дальше снова спустился вниз. Но не уверен, может, все было в другом порядке.
– А не вспомните, сэр, в котором часу вы спустились?
– Когда я поднимался, пробило два. На переодевание нужно минут пятнадцать. Так что, наверное…
– Ясно. Вы спустились примерно в четверть третьего. Затем снова проследовали в общий зал, так?
– Да. – Симс бросил быстрый взгляд на суперинтенданта. – Впрочем, нет, не так. А кто вам это сказал? На самом деле я вышел на улицу и выкурил сигарету.
– А где это было?
– У противоположной стороны здания. Той, что выходит на сенное поле. Я прогуливался взад-вперед по тропинке. Гриффин должен был видеть меня. Он был на Большой площадке.
Армстронг не преминул отметить прозвучавшую в последних словах Симса тревожную нотку, но виду не подал.
– Ясно. И насколько я понимаю, ничего необычного вы не заметили?
– Нет, конечно. Иначе бы сам сказал вам. Никого с той стороны, кроме Гриффина, не было. Потом появился Эванс, но я уже был у двери.
– Ну что ж, сэр, большое спасибо. Если вам нечего добавить, не откажите в любезности пригласить мистера Эванса.
Если он не лжет – нет, если они с Гриффином не сговорились и если показания миссис Вэйл соответствуют действительности, – то убийство, судя по всему, произошло между часом тридцатью и двумя пятнадцатью, если, конечно, оно не было совершено где-нибудь в другом месте. Слишком много «если» и «судя по всему», подумал суперинтендант Армстронг, нащупывая в кармане некий конверт.
– Добрый вечер, мистер Эванс, насколько я понимаю? Есть у вас какие-нибудь версии насчет этого преступления?
В тоне суперинтенданта Майклу почудилась некоторая неприязнь; едва уловимый пренебрежительный акцент на местоимении «вы» (что, до него кто-то уже донимал его своими предположениями?); да и в том, как он тяжело откинулся всем своим массивным торсом на спинку стула, смутно ощущалась угроза.
– Я? Да упаси меня боже.
– И вы не слышали, чтобы кто-нибудь угрожал убить этого подростка?
– Конечно нет. А что, убийцы, как правило, объявляют о своих намерениях публично?
Суперинтендант нахмурился.
– О разговоре за завтраком не припоминаете?
– О каком еще разговоре? О господи, неужели вы подозреваете Гриффина? Это же просто смешно. Слушайте, любой может сказать, что с удовольствием свернет кому-нибудь шею. Я лично повторяю это не менее двух раз в неделю.
– Отлично, сэр, оставим это. – Но у Майкла возникло тревожное ощущение, что ничего Армстронг оставлять не собирается. «Кто это? Обыкновенный туповатый полицейский служака? Да нет, в этих глазках угадываются острый ум и проницательность. Тогда к чему этот дурацкий намек на Гриффина? Может быть, он просто старается ослабить мою бдительность? Внимание».
– А теперь, сэр, несколько формальных вопросов. Мне говорили, что в школе вы сегодня не обедали.
– Верно, я вышел прогуляться – в лесок, за спортивными площадками.
– С миссис Вэйл не встречались?
«Ну вот, начинается. Что она ему сказала? Рискнем».
– Нет.
– Понимаете, я спрашиваю, потому что она примерно в это же время перекусывала на сенном поле.
«Слава богу, пронесло. Пока как будто все в порядке».
– А вы, сэр, с собой что-нибудь взяли поесть?
– Да, пару сандвичей. – Такое признание ничем не грозит.
– Ясно… Наверное, на кухне сегодня совсем с ног сбились. – Замечание прозвучало чуть более небрежно, чтобы показаться вполне невинным, и Майкл почувствовал в этом ловушку.
– У меня всегда в холодильнике батон и масло. – «Так оно, между прочим, и есть. Проклятье! Не надо было этого говорить. Следовало дождаться, пока сам спросит. Из огня да в полымя… Но Армстронг от комментариев воздержался».
– Насколько я понимаю, вам в лесу или на сенном поле никто не встретился?
– Нет. Вскоре после звонка появился Гриффин. По-моему, они с Моулди, он у нас спортивные сооружения контролирует, все время оставались на Большой площадке.
«Все идет хорошо. Нечего бояться эту громадину-полицейского. Это все моя больная совесть».
– Таким образом, на сенное поле вы вообще не заходили, я правильно понимаю, сэр? Между часом тридцатью и примерно четвертью третьего были в лесу?
– Верно.
Суперинтендант всем телом подался вперед, пошарил в кармане, извлек конверт и наклонил его перед собой. На стол что-то упало.
– В таком случае как вы объясните, что этот карандаш с вашими инициалами оказался в том же стогу сена, где было обнаружено тело убитого? Это ведь ваш карандаш?
«Этого еще не хватало! Плохо дело. Наверное, выронил, когда обнимался с Геро. А после не заметил». Майкл попытался придать себе вид оскорбленной невинности.
– Да никак не объясню. Может, вчера выпал из кармана, во время состязаний. Я почти все время возился с ребятами.
– Ага, так вы еще вчера хватились пропажи?
Майкл смутно почувствовал перед собой еще одну ловушку. Когда лжешь, старайся держаться как можно ближе к истине – эту максиму он усвоил прочно.
– Нет. Я и понятия не имел, что потерял карандаш, пока вы, надо признать, в несколько мелодраматической форме не довели это до моего сведения. – Майкл с удивлением ощутил, как на него накатывает волна праведного гнева, и добавил: – Должен заметить, что если это ваш обычный способ допроса, то не удивительно, что газеты поднимают такой шум по поводу убийств третьей степени.
– Кажется, мы оба несколько склонны к мелодраме, – отвечал суперинтендант, пытаясь сделать хорошую мину при плохой игре. По правде говоря, он испытывал серьезное замешательство, и Майкл мог бы уловить это, не будь он столь поглощен тем, заметил ли Армстронг зияющую пропасть между своим первым вопросом насчет карандаша и ответом на него. Однако же тот начал выказывать признаки скорее неловкости, нежели каких-либо подозрений. Ну а Майкл пустился в красочный рассказ о сенных состязаниях и в конце концов покинул комнату, задаваясь вопросом, не были ли его маневры в духе Никколо Макиавелли порождением собственного больного воображения.
Майкла сменил Гриффин, явно готовый сорваться при первом же подходящем случае. Таковой представился в виде вопроса суперинтенданта по поводу его – Гриффина – неосторожного замечания за завтраком.
