– А что, это снимок одной из двух женщин, что гостят здесь?
Найджел отрицательно покачал головой.
– В таком случае это не имеет никакого отношения к нашему делу. – Суперинтендант неловко поднялся и потянулся. Быть может, ему казалось, что Найджел слишком легко обвел его вокруг пальца, слишком легко убедил в том, что противоречит и здравому смыслу, и всем учебникам по криминалистике. Как бы то ни было, он напустил на себя важность:
– Хорошо, мистер Стрейнджуэйс, я принял к сведению ваши соображения; но пока не вижу серьезных оснований, чтобы…
Найджел петушком подскочил к нему, положил руки на плечи и усадил на место – дружески, но твердо.
– Пока не видите, – с ухмылкой подтвердил он. – Но ведь я еще далеко не закончил. Пока это были только теории, стрельба по тучам, чтобы дождь поскорее пролился. А теперь переходим на землю и приступаем к рассмотрению конкретных фактов. Полагаю, вам стоит выпить кофе, либо закурить трубку, либо приготовить обезболивающее, ибо говорить я собираюсь без смягчающих околичностей.
Под напором такой фамильярности с Бликли слетел весь его демонстративный апломб. Впрочем, освободился он от него не без внутреннего облегчения, дружески подмигнул Найджелу и впился зубами в бутерброд.
– Итак, – начал Найджел, который в этот момент – в своих толстых очках, лохматый, рассеянный, небрежно одетый, с нацеленным в собеседника указательным пальцем – походил скорее на университетского профессора, читающего лекцию об Аристотеле. – Итак, начну с признания: мне нечего сказать об отпечатках пальцев, вернее, об их отсутствии. Так что давайте пока оставим это в стороне и поговорим о передвижениях О’Брайана прошлой ночью. Примерно без четверти двенадцать он сказал гостям, игравшим на бильярде, что идет спать. Он собирался соскочить с подоконника на крышу веранды – это всего несколько футов, – оттуда на землю, и далее пройти в садовый домик и запереться, скорее всего, имея при себе пистолет. Но, судя по толщине снега, спустился он на землю не ранее половины второго ночи или около того. Вопрос: почему он все это время оставался у себя в спальне? Все разошлись по своим комнатам приблизительно час назад или раньше. Для чего ему понадобилось столь откровенно подвергать себя опасности в течение первых полутора часов Дня святого Стефана? И еще один любопытный вопрос: почему он не выбрался, как намеревался, через окно?
– А откуда вам это известно?
– Нынче утром, еще до того, как спуститься вниз, я выглянул в это окно. На снегу на крыше веранды не было никаких следов. Чисто. Что из этого следует?
– Либо то, что он вышел еще до того, как начался снегопад…
– Но в таком случае он и на земле бы следов не оставил, – живо парировал Найджел.
– …Либо спустился по лестнице, вышел через парадный вход, ну и так далее, незадолго до конца снегопада.
– Согласен. Таким образом, если О’Брайан хотел своей смерти, то отчего же он не остался ждать ее в спальне, где убийца, естественно, стал бы искать его прежде всего? А если нет, зачем поменял свои планы и, нарываясь на пулю, вышел в коридор и спустился в холл, в то время как убийца, и О’Брайан не мог этого не понимать, остается настороже и, прислушиваясь к шагам, ждет его появления? Ведь лучше подставиться невозможно!
– Вы правы, сэр, – Бликли поскреб затылок, – если рассуждать так, то выходит, что он должен был выйти из дома еще до того, как повалил снег.
– В таком случае кто оставил следы? – бесстрастно спросил Найджел.
– Как кто? Это же понятно – тот, кто убил… Черт возьми, сэр, вы словно загипнотизировали меня и вынудили сказать то, чего я не… – В глазах у Найджела мелькнула добрая усмешка школьного учителя, поймавшего в ловушку любимого ученика.
– Да, но как насчет ботинок, мистер Стрейнджуэйс, сэр? – сделал еще попытку суперинтендант. – Как и кому удалось завладеть ботинками мистера О’Брайана? Ответьте-ка вы мне на этот вопрос, сэр.
– Пока мы не можем с уверенностью говорить, что это его ботинки. Мы знаем лишь, что они совпадают с оставленными на снегу следами. Но ведь это может означать, например, что у него и у этого самого Икса один размер обуви.
Бликли достал из кармана блокнот и что-то черкнул в нем. Да, в этом есть смысл покопаться. Но еще не закончив писать, суперинтендант остановился.
– Вы было совсем заморочили мне голову, сэр, – раздраженно укорил он Найджела. – Я чуть не забыл, что эти проклятые следы ведут к домику, а не от него. Что-то тут не сходится, сэр.
– Верно. Просто мы еще не дошли до этого. Пока следы дают нам только один ключ: кто бы их ни оставил, – бежал. Как вы наверняка заметили, следы от передней части стопы глубже, чем от задней. A priori это может в равной степени указывать как на О’Брайана, так и на предполагаемого убийцу. Ни один из них не хотел быть замеченным и должен был двигаться как можно быстрее. Что касается ботинок, есть у меня одна мысль, но об этом чуть позже. – Найджел снова заговорил профессорским тоном: – Предположим, О’Брайан появился в домике около полуночи. Предположим, если уж вам так угодно, он намеревался покончить с собой. Он замкнул окна, но не дверь – мы нашли ее утром не запертой. Противоречие номер один – зачем запирать окна, если оставляешь открытой дверь? Хозяин снимает ботинки и надевает домашние туфли. Станет ли такой человек, как О’Брайан – да и вообще кто бы то ни было – переобуваться перед тем, как наложить на себя руки?
– Может, привычка сработала?..
– Возможно. Но это следует принять во внимание. Тем более что дядя обмолвился как-то, будто, согласно легенде, О’Брайан, отправляясь в воздушный бой, всегда надевал тапочки. Может быть, он и сейчас готовил себя к сражению – с неизвестным ему врагом?
– Да уж какое-то слишком смелое предположение… – не согласился Бликли.
– Но пошевелить мозгами все же стоит, – возразил Найджел, – к тому же оно представляет интерес в связи с отпечатками пальцев на пистолете.
Багровое лицо суперинтенданта сделалось, как стена, белым. А Найджел продолжил:
– Допустим, О’Брайан задумал совершить самоубийство. В этом случае он бы либо не испытывал никаких колебаний и тогда просто вытащил бы пистолет и пустил себе пулю в лоб, даже не подумав про обувь; либо в последний момент остановился и тогда наверняка судорожно схватился бы за дуло, на котором должны были остаться отпечатки его пальцев. Но что мы имеем на самом деле? – он сменил обувь, а ни на рукоятке, ни на дуле нет никаких отпечатков пальцев.
– Весьма интересно, сэр, весьма интересно. Но бездоказательно, с какой стороны ни взгляни.
– Сами знаете – курочка по зернышку клюет. Вот вам еще одно. Много ли вам известно случаев, когда самоубийца пускал себе пулю в сердце? Обычно стреляют себе в висок; либо засовывают дуло в рот.
– Да, я и сам об этом думал, – признал Бликли.
– Поехали дальше. Насколько я понимаю, вы исходите из того, что O’Брайан выстрелил себе в сердце и при падении зацепился рукой за край стола и сломал запонку. У меня есть на это два возражения. При таком ударе остается обычно одна, а не две царапины; а запонка не такая хрупкая, чтобы сломаться от соприкосновения обмякшей кисти с краем стола. Вообразите себе, что это у вас не трубка, а пистолет. Я прицеливаюсь, а вы перехватываете мою кисть правой рукой, чтобы отвести от себя дуло. Может быть, и левую пустите в ход. Ну же, старик, действуйте, защищайтесь! Вот видите?.. От вашего большого и указательного пальцев у меня на внутренней стороне кисти наверняка бы остались царапины – в точности как у О’Брайана, и нетрудно себе представить, что и запонка была вырвана из манжета таким же манером.
