– Это возможно, но необязательно. Ко всему прочему, не следует забывать, что свидетель, присутствующий при составлении завещания, не может быть наследником. Таким образом, если убийство было совершено с целью получения денег по завещанию, убийца не мог быть свидетелем.
– Пусть так, сэр, но если убийца не был вторым свидетелем, но знает, кто им был – иначе зачем бы ему убивать Беллами, – то, если мы не будем начеку, этот неизвестный может в самом ближайшем будущем оказаться очередной жертвой.
– О да, видит бог, смотреть надо в оба. Только не исключено, что этот второй свидетель играет в одной команде с убийцей.
– Убийство не так уж часто становится результатом сговора, сэр. Немногие готовы делиться подобного рода секретами с кем-то еще.
– Макбет и его жена. Томпсон и Байуотерс
[40]
. Такое нередко бывает в случаях, когда разыгрываются любовные страсти. А собравшаяся здесь публика – да она захлебывается в волнах любовных страстей!
Зловещий смысл этих слов Бликли как раз и обдумывал, идя в столовую, где его ждали гости О’Брайана. Иное дело, что на багровом его, обманчиво простодушном лице никакой тревоги не отражалось. Против осмотра комнат не возражал никто, и Бликли поручил это сержанту, только что вернувшемуся из Тавистона. Сам же он прошел вместе с Найджелом и Болтером в маленький кабинет, оставив в столовой констебля, которому было поручено заводить гостей в кабинет по одному, а заодно прислушиваться к общему разговору, может быть, обнаружится что-нибудь интересное. Первым отпустили Филиппа Старлинга. Впрочем, еще до того сняли показания с миссис Грант. Она сообщила, что Беллами был в кухне или поблизости от нее до половины третьего, когда, покончив с делами, она удалилась вздремнуть. Старлинг начиная с двух двадцати и до момента, когда раздался сигнал тревоги, был вместе с Найджелом наверху и потому не вызывал никаких подозрений. Он повторил, что о завещании ничего не знает; не известны ему и имена поверенных O’Брайана.
Следующей в кабинет пригласили Лючию Трейл. Она вплыла в комнату и по-королевски уселась на предложенный ей стул в торце стола. Болтер издал явственный вздох восхищения, и Найджел почувствовал, что даже суперинтендант с трудом удерживается от аплодисментов. Лючия встретила эти неслышные рукоплескания едва уловимым кивком головы и легким, но от того не менее надменным движением губ и бровей, с каким красивые женщины принимают знаки внимания. Бликли потрогал свои тонкие, как стилет, усики и поправил галстук. Покончив с формальностями – возраст, место проживания и так далее, – он неловко откашлялся и приступил к допросу.
– Итак, мисс Трейл, уверен, вы не откажетесь ответить еще на несколько вопросов. Болтер (он кивнул в сторону инспектора, выпятившего уже успокоившуюся грудь) запишет ваши слова, после чего вам передадут протокол и попросят, если все записано верно, подписать его.
Лючия снисходительно наклонила голову.
– Прежде всего, мисс Трейл, не могли бы вы более подробно изложить свое утреннее заявление касательно завещания мистера О’Брайана?
– Более подробно? Но каким это образом? – проговорила она низким, хрипловатым, с намеком на чувственность голосом. – Фергюс, я хочу сказать, мистер O’Брайан, никогда не говорил со мной о завещании.
– Позволю себе иначе сформулировать вопрос. Как, на ваш взгляд, могли бы вы оказаться среди наследников?
– Полагаю, это не исключено, – равнодушно молвила Лючия.
Несколько оживившись, суперинтендант подался вперед:
– В каких отношениях вы были с покойным?
Лючия вспыхнула, затем величественно откинула назад голову и, глядя скорее сквозь, нежели на Бликли, ответила:
– Я была его любовницей.
Последовал сдавленный возглас Болтера, что-то вроде «ничего себе!».
– Гм, гм. Вот так, стало быть. Ясно. А теперь, мэм, вернемся к событиям минувшей ночи. Вы никаких подозрительных звуков не слышали после того, как ушли к себе?
– Я сразу же заснула. А какие такие подозрительные звуки могли быть?
Найджел затушил сигарету и мягко подсказал суперинтенданту:
– Полагаю, мисс Трейл не знает, что О’Брайан был убит.
Лючия импульсивно прижала ладонь к губам и с трудом подавила испуганный возглас. Лицо ее еще более побледнело и как будто сморщилось.
– Убит? О господи! Фергюс… кто?..
– Этого мы пока не знаем. Быть может, вы скажете нам, не было ли у него врагов?
– Врагов? – У Лючии дрогнули веки, длинные ресницы опустились; прежняя расслабленная поза сменилась нервной напряженностью. – У таких людей всегда есть враги. Больше мне сказать нечего.
Бликли помолчал, потом отрывисто бросил:
– Чистая формальность, мэм, но прошу вас вспомнить, что вы делали сегодня после полудня.
– До трех оставалась в холле. Затем поднялась к себе отдохнуть и вернулась, только когда внизу послышался шум. Все это ужасно, ужасно! В этом доме никто не чувствует себя в безопасности! Кто следующий?
– Не волнуйтесь, мэм, у нас все под контролем. Кто-нибудь был с вами в холле?
– Да, мисс Кавендиш немного посидела со мной после обеда, но ушла еще до меня, четвертью часа раньше. Куда – не знаю, – холодно добавила Лючия. – Кажется, еще мистер Нотт-Сломан заглянул на минуту. Да, это было без десяти три. Он зашел сверить свои часы с настенными.
– Ну что ж, мисс Трейл, самый последний вопрос, и, надеюсь, вы поймете, что и это чисто формальная перепроверка ваших передвижений по дому. Может ли кто-нибудь подтвердить, что (Бликли сверился с записями) с трех часов дня и до того момента, когда внизу поднялся переполох, вы оставались у себя в комнате?
– Нет, подтвердить это некому, – быстро и решительно, слишком быстро, так, словно она предвидела этот вопрос и успела заготовить ответ, сказала Лючия. – Засвидетельствовать мои передвижения не может никто.
– Что ж, очко не в нашу пользу, – с несколько вызывающей любезностью пробормотал Найджел. Лючия бросила на него ледяной взгляд и стремительно вышла из кабинета. Ее сменил Нотт-Сломан. Вошел он с видом самодовольным, покуривая сигару и сохраняя выражение полуфамильярное, полуподобострастное, с каким всегда встречал посетителей своего ресторана.
– Так, так, так, – заговорил он, потирая руки. – Стало быть, инквизиция. Не так страшно, как мне всегда представлялось. Правда, на фронте, помнится, обычно получалось так, что худшая часть представления впереди.
Он подтвердил, что да, его имя Сирил Нотт-Сломан, возраст – пятьдесят один год («но ведь мужчине столько, на сколько он себя ощущает, не так ли?»), холост, владеет клубом «Физ-энд-Фролик» неподалеку от Кингстона. О содержании завещания О’Брайана ему ничего не известно. Нет, он не думает, что покойный ему что-нибудь оставил («если говорить о наследниках, ставлю на Лючию, эта стервочка своего не упустит»). На вопрос, не слышал ли он чего-либо подозрительного минувшей ночью, Нотт-Сломан остановил на Бликли тяжелый взгляд и через пару секунд сказал: