– Узнаете почерк, сэр?
– Да. Это… это мисс Трейл писала, но…
– Приведите сюда мисс Трейл, Джордж.
Пока сержант ходил за Лючией, Найджел, перегнувшись через стол, вглядывался в находку. На листе бумаге крупными бегущими буквами было начертано:
Я должна тебя видеть сегодня ночью. Давай забудем все, что случилось. Жди меня в садовом домике после того, как все разойдутся по своим комнатам. Прошу тебя, милый, пожалуйста. Лючия.
Лючия Трейл величественно вплыла к комнату, задержавшись слегка на пороге, словно в ожидании того, пока утихнут овации. Но на сей раз аплодисментов не последовало. Бликли встал, положил перед ней записку и отрывисто бросил:
– Это вы писали, мисс Трейл?
Ее ладонь метнулась к горлу. Лицо залилось краской.
– Нет! – вскричала Лючия. – Нет! Нет! Нет!
– Но мистер Кавендиш свидетельствует, что это ваша рука.
Она повернулась к Кавендишу, подалась вперед, пальцы ее скрючились – настоящие когти! Голос, поначалу холодный и резкий, взметнулся до крика, визгливого и пронзительного.
– Так, стало быть, это ты свидетельствуешь? Подставить меня решил, так, что ли? Да ты просто ревнуешь, потому что я предпочла тебе другого, лучшего. Ревнивец! Клоун, вонючка двуличная! Прикидываешься приличным человеком, а сам все это время… ты ненавидел Фергюса! Это ты его убил! Я знаю, это был ты! Я…
– Довольно, мисс Трейл. Это вы написали записку?
– Да, да, да! Это я ее написала. Я любила его. Но в тот домик я не ходила, не было, говорю вам, меня там. Он бы меня не пустил…
Лючия обвела взглядом бесстрастные, недоверчивые лица присутствующих.
– Ты все это подстроил! – взвизгнула она, поворачиваясь к Кавендишу. – Ты хочешь все на меня повесить! – Лючия посмотрела на Бликли и гневно ткнула пальцем в Кавендиша. – Вы что, не понимаете? Это все его рук дело. Это он нынче днем подбросил записку в мою комнату. Я своими глазами видела!
– Записку нашли не у вас в комнате, мисс Трейл. И если другие ваши утверждения столь же… неискренни, вы рискуете оказаться в чрезвычайно неловком положении.
– Одну минуту, Бликли, – вмешался Найджел. – Скажите, Кавендиш, вы заходили сегодня в комнату мисс Трейл? В своих показаниях вы об этом ничего не сказали.
Щеки Кавендиша заполыхали, как если бы Лючия влепила ему затрещину. В нем схлестнулись чувство собственного достоинства и ярость – чья одолеет? Найджелу вдруг представился образ церковного старосты, обвиненного в том, что он тайком вытащил из букета розу.
– Ну что ж, – заговорил он, и было слышно, как в его голосе борются оскорбленное достоинство и праведный гнев. – Раз мисс Трейл выдвигает против меня эти смехотворные обвинения, пусть пеняет на себя, мне нет нужды печься о ее репутации. Да, я был у нее сегодня и могу сказать вам зачем.
– Не надо, Эдвард! Пожалуйста! Я была не в себе, меня вынудили! Ты ведь знаешь, самой мне это и в голову не могло прийти. – Голос у Лючии срывался, в нем звучала мольба, но Кавендиш даже не посмотрел в ее сторону.
– Вернувшись нынче днем в бильярдную, Нотт-Сломан сказал, что Лючия – мисс Трейл – просит меня зайти к ней. Мы прекратили игру, и я поднялся наверх. Мисс Трейл поставила мне условие. Либо я выплачиваю ей десять тысяч фунтов, либо полиции станет известно, что она была моей любовницей. У нее есть мои письма. Она заявила, что если наши отношения перестанут быть тайной, мне придется об этом жалеть: полиция, добавила она, вскоре займется поиском мотивов убийства – а О’Брайан был убит, – и тот факт, что он увел ее у меня (именно так она изволила выразиться), может показаться мотивом весьма существенным, и меня заподозрят в убийстве. Я сказал в ответ, что поддаваться шантажу не привык. Тогда она поклялась, что скажет полиции, будто я убил О’Брайана не только из мести, но и чтобы поскорее получить деньги по завещанию и выбраться из всех своих трудностей. На что я возразил, что если О’Брайан действительно был убит, полиция в любом случае заинтересуется финансовым положением всех его гостей, в том числе, естественно, и моим. Само собой разумеется, я не собирался никого посвящать в подробности нашего разговора. Потому и сказал вам, что пошел гулять, между тем как на самом деле почти все время провел в комнате мисс Трейл. Между прочим, ненадолго я все же вышел пройтись. Но поскольку мисс Трейл публично обвинила меня, молчать далее не имеет смысла. У меня нет никакого желания отвечать ударом на удар, но, уж если дело зашло так далеко, советую вам, суперинтендант, поинтересоваться у Нотт-Сломан, какая часть этих десяти тысяч причитается персонально ему.
Глава 8
Рассказ о скорби
Пока Найджел и Бликли ехали тем вечером в Тавистон, солнце, что раньше растопило выпавший ночью снег, пронзало закатными лучами клочья тумана, ползущие, подобно плотному шерстяному вязанию, по склонам холмов. Более романтического сравнения Найджелу в голову не приходило. Дорога, то убегая вверх, то устремляясь вниз, вилась вкруг холмов, так что они то разрезали чистый воздух, глядя на нечто подобное озерцам пара, то ныряли в самую туманную глубину, откуда был виден разве что капот машины, на которой они ехали. Констебль, сидевший за рулем, вел авто в полной отрешенности и всякий раз, выбираясь из белесых глубин и убеждаясь, что не сбился с дороги, явственно бормотал слова поздравления, адресованные себе. Тем же вечером они, Найджел и Бликли, собирались вернуться назад, ибо последний полагал необходимым оставаться на месте событий. Если, конечно, удастся пробиться сквозь толщу тумана, который ближе к ночи наверняка сгустится. Но никакой туман, думал Найджел, – даже тот вселенский туман, что изначально покрывал землю, когда она покоилась в мировом пространстве, – не мог соперничать с совершенно непроницаемой пеленой, что застилала сейчас его сознание.
Серия признаний, которые они с Бликли только что выслушали, была подобна вспышке магния в темной комнате, она лишь ослепила глаза. Каждый новый след вел в своем направлении и обрывался на середине. Вот уже в пятый раз Найджел, призывая себя к хладнокровию, принимался распутывать паутину противоречий. Лючия Трейл отвергла обвинения Кавендиша: да, признала она, он заходил к ней в спальню после обеда, но у них была просто дружеская беседа. Необычное место для пустой болтовни, подумал Найджел, однако же всякое бывает. Лючия категорически отрицала и то, что была минувшей ночью в садовом домике, и дошла в своих отрицаниях до грани истерики, так что Бликли пришлось передать ее на попечение Джорджии Кавендиш, облегчив при этом свою совесть официального лица указанием одному из своих людей проследить за тем, чтобы она не попыталась скрыться из дома. Нотт-Сломан, столкнувшись с обвинением Кавендиша в соучастии в шантаже, сначала взорвался, пригрозил различными мерами, от физического воздействия до судебных преследований, но затем успокоился и великодушно заявил, что готов все забыть, поскольку бедный старина Эдвард определенно не в себе и не отвечает за свои слова. Бедный старина Эдвард, однако же, настаивал на своем утверждении, хотя и не мог привести ни одного убедительного довода, объясняющего соучастие Нотт-Сломана и Лючии в якобы имевшем место шантаже. Расходились они с Кавендишем и в показаниях относительно того, как долго не было первого в бильярдной.
