Спокойная уверенность и компетентность инспектора произвели на Найджела самое благотворное воздействие. У него-то самого в голове все смешалось и не было никаких свежих идей. Слишком много и слишком быстро все произошло за последние два дня. Он спустился вниз и передал Болтеру поручения Блаунта. Все собрались в гостиной. Лючия, Джорджия, Эдвард Кавендиш, Филипп. Найджел невольно пересчитал их по пальцам. Первый, второй, третий, четвертый. Лили Уоткинс, кухарка Нелл и миссис Грант тоже были здесь, сидели, напряженно выпрямившись, на жестких стульях. Картина до странности напоминала викторианское семейство, собравшееся к утренней молитве. Миссис Грант по крайней мере выглядела весьма подобающе: руки на коленях, губы плотно сжаты. Она сурово смотрела прямо перед собой, со всей определенностью отделяя себя, с одной стороны, от современного Вавилона в лице гостей, и с другой – от низшего класса. Найджел подавил в себе возникшее вдруг желание призвать всех опуститься на колени – хотя если инспектор прав в своих предположениях, то уж одному-то из присутствующих нужно, чтобы остальные за него помолились.
– Полагаю, Лили сообщила вам о случившемся, – сказал он. – Все шестеро кивнули. – Боюсь, он мертв. Принял яд.
Присутствующие зашевелились. Найджел, чьи нервы были напряжены до предела, почувствовал, как по комнате прокатилась волна облегчения, словно прохладный ветерок под конец палящего летнего дня. Что это было – просто облегчение, вызванное тем, что неопределенность, в которой они пребывали все это время, наконец разрешилась, осознание того, что Нотт-Сломан молчаливо признал свою вину? Либо – вдобавок – еще и чье-то куда более глубокое облегчение от того, что на сей раз никто не сомневается, что это было самоубийство? И лишь Джорджии Кавендиш, казалось, вовсе не коснулись общие переживания. Она сидела рядом с братом, и губы ее печально кривились то ли в некоем недоумении, то ли в предчувствии чего-то, а во взгляде угадывалось не облегчение, как у остальных, но сомнение.
– Инспектор попросил меня узнать, когда Нотт-Сломана видели в последний раз, – сказал Найджел. Ответить на этот вопрос было не сложно. Вместе со всеми он пил чай в гостиной. Был задумчив и необычно молчалив. По окончании чаепития пригласил Лючию немного погулять. Но она даже не ответила – кол, вбитый инспектором, плотно сидел на месте. Затем вышел из гостиной. Времени было без пяти пять. Примерно десять минут спустя Лили Уоткинс видела, как он украдкой открывает заднюю дверь и выглядывает на улицу. Было уже темно, но не настолько, чтобы не увидеть расхаживающего по двору констебля. Нотт-Сломан что-то пробормотал и вернулся назад. Больше его не видели. Отвечая на вопросы Найджела, никто не выказывал ни волнения, ни малейших колебаний. Сирил Нотт-Сломан представлял угрозу лишь для одного из собравшихся и досаждал всем остальным. Вряд ли в его некрологе было бы написано что-то еще; а заботу о пышных похоронах возьмет на себя клуб «Физ-энд-Фролик» со всем его дурновкусием, тупоумием, дешевым блеском, барабанным боем и мертвым весельем.
– Насколько я понимаю, никто не слышал каких-либо звуков из его комнаты? – спросил Найджел. – Хотя при падении тела на пол какой-то шум бы донесся…
– Я – точно нет, – сказал Кавендиш. – Но после чаепития я пошел в малую столовую, а она находится не под его комнатой.
Наступило недолгое молчание. Его оборвала Джорджия, кажется, вспомнившая что-то.
– Слушайте, а ведь мы как будто слышали какой-то стук прямо у нас над головами. Это было около половины шестого, правда, Лючия?
– Не помню. – Лючия равнодушно пожала плечами.
– Что касается меня, то после чая я примерно в течение часа работал у себя в комнате, – сказал Старлинг. – Она рядом с его спальней. Я слышал, как он входил к себе, по-моему, это было где-то в десять минут шестого, но это и все. Правда, я целиком ушел в эту проклятую статью об аористе в императивном наклонении, что Уотсон опубликовал в «Классике», так что вряд ли что-нибудь бы услышал, даже если бы было что.
– Аорист в императиве в одной комнате и смерть в другой, – негромко проронила Джорджия.
– Плата за грех – смерть, – провозгласила вдруг миссис Грант, придав тону максимальную суровость.
Нелл простодушно хихикнула, но тут же прижала ладонь к губам. Ясно, что в такой обстановке дознание, пусть в самой тактичной форме, проводить невозможно. Вскоре Найджел заметил, что к дому подъезжает полицейская машина. Наверху послышались шаги. Понимая, что они означают, Найджел лишь порадовался про себя, что его там нет. Прошло еще несколько минут, после чего появился Болтер и кивком попросил Найджела выйти. Его ждет инспектор. Поднимаясь наверх, на лестнице он столкнулся с сержантом.
– Долго мы их держать не будем, – сказал он. – Осталось дождаться нашей дамы из полиции.
Доктор Уилл, сохраняя свою обычную строгую невозмутимость, стоял у раковины и вытирал руки. Инспектор выглядел возбужденным – насколько может быть возбужден банковский служащий. Выражения лица Нотт-Сломана, к счастью, увидеть было невозможно, ибо он лежал, закрытый простыней.
– Синильная кислота, – пояснил инспектор, поворачиваясь к Найджелу. – Наиболее быстро действующий яд. Доктор Уилл говорит, он принял не всю приготовленную дозу – несколько капель впиталось в одежду; к тому же пена на губах свидетельствует, что смерть наступила не мгновенно.
– Затрудняюсь сказать что-нибудь более определенное, – вмешался доктор Уилл, – пока мы не выясним в точности, какую и в какой форме дозу он принял. Насколько я понимаю, Бликли пообщается с коронером после вскрытия?
Дождавшись ухода доктора, Найджел передал Блаунту те крохи информации, которые ему удалось добыть в гостиной. Блаунт, в свою очередь, осмотрел три из находившихся наверху комнат, оставшимися сейчас занимался Бликли. Пока ничего не обнаружилось.
– Наверное, – заговорил инспектор, – убийца спрятал улики где-нибудь в потаенном месте дома, а может быть, вне его. Сержант сейчас прочешет первый этаж. То, что мы не нашли в комнате сосуда, в котором мог бы содержаться яд, указывает на то, что это было не самоубийство. Однако убийца несомненно должен был бы представить случившееся как самоубийство, и в таком случае зачем ему трудиться, пряча куда-то этот самый сосуд?
– Я все еще не могу понять, как ему удалось сделать это. Будем исходить из того, что он не зашел к Нотт-Сломану с предложением: «Выпейте-ка вот это. Запах необычный, но для здоровья очень полезно».
– Да, вряд ли. Скорее всего, он растворил эту гадость в жидкости, которую Нотт-Сломан раньше или позже, но в любом случае выпил бы, а потом, когда тот действительно сделал глоток, унес стакан.
– Из чего следует, что он должен был периодически входить и выходить из комнаты, чтобы убедиться, как продвигается дело. Вряд ли это мелькание понравилось бы Нотт-Сломану.
– Ну что ж, – несколько уязвленно ответил инспектор, – надо полагать, у вас есть более убедительное объяснение? – Найджел нервно заходил по комнате, беря в руки и вновь ставя на место различные предметы.
