— Так всегда бывает, — согласилась Джейн.
— Я начал думать об этих местах. Это, наверное, ненормально…
Она ободряюще кивнула.
— Я представлял себя, стоящего в середине сада, — продолжал мужчина, — вокруг меня раскинулись деревья. Все это пространство, и воздух, и вся зелень…
— Ты снова мог дышать.
Он кивнул.
— Мой отец и дед научили меня сажать, — сказал он. — Когда я был молодым, у меня был собственный садик. Немного помидоров на маленьком клочке земли. Но я вырастил их сам. Это было приятное чувство.
Джейн снова повернулась к фотографии. Хлоэ и другая девочка стоят на коленях в цветах. Джейн вглядывалась в красивые большие глаза Хлоэ, которые с любовью смотрели на девочку рядом.
— Кажется, у тебя в семье есть еще один садовник, — сказала Джейн, ее сердце колотилось.
Дилан не ответил.
— Сколько здесь Хлоэ лет? — спросила она.
— Пять. Им обеим.
— Кто эта вторая девочка? — Джейн ждала ответа.
— Моя дочь, — сказал Дилан.
— Ей столько же лет, сколько Хлоэ? — переспросила Джейн. Вопрос вылетел так быстро, и она почувствовала неудобство — она так многого не знала о своей дочери. Она даже не имела понятия, что у нее есть кузина.
— Родились в один год, — сказал Дилан.
— Тысяча девятьсот восемьдесят восьмом. — Дата выскользнула прежде, чем Джейн сумела сдержаться. Но Дилан, кажется, не заметил.
— Да, — ответил он.
— Хлоэ родилась…
— В феврале. Наше маленькое чудо. — Он улыбнулся.
Джейн сжала зубы, она не могла смотреть на него. Его слова жалили ее. Как он мог говорить такое, как они могли сделать это чудо своей собственностью?
— Чудо? — выдавила она.
— Да. Они оба очень хотели ребенка. Мой брат и невестка. Прекрасные люди, но они не могли иметь детей. Но однажды они решили удочерить…
— Однажды они решили удочерить, — откликнулась Джейн, слова эхом отдавались в ее голове, — Хлоэ?
Дилан кивнул:
— Я никогда не думаю о ней так. Не знаю, что заставило меня сказать это сейчас… просто вспомнил, каким чудом она казалась. Господи, она все здесь изменила. Принесла так много радости.
Джейн смотрела на фотографию.
— Я понимаю, почему, — сказала она. — Две девочки-ровесницы.
— Хлоэ родилась в феврале, а Изабелл в июне.
— Разница в четыре месяца, — посчитала Джейн. Сердце болело. Она с трудом могла думать о проходящей без нее жизни. — Должно быть они очень близки…
— Были.
Джейн кивнула, погруженная в грустные мысли. Но потом она взглянула на Дилана и увидела его глаза. Они казались пустыми, потерянными, в них не было ни искры надежды. Яркий зеленовато-коричневый цвет радужки как будто потускнел, теперь она стала цвета слабозаваренного чая, как если бы он превратился в привидение. Джейн вздрогнула.
— Были? — переспросила она.
— Моя дочь… — начал мужчина.
Слова застряли у него в горле. Он открыл рот, чтобы закончить предложение, но не мог. Молодая женщина видела, как Дилан пытается собраться с мыслями и словами. Он стоял молча. Она не знала его истории, но поняла, что он чувствует. Его дочь ушла. Джейн просто осознала это. Как часто она стояла перед зеркалом, пытаясь понять, какой женщиной стала бы ее дочь? Рассматривая свои глаза, свою улыбку, пыталась узнать ребенка, с которым была незнакома. У нее была своя собственная версия «моей дочери…»
— Что случилось? — спросила она. Пойманная притяжением фотографии Хлоэ, — так Земля притягивает Луну, — она не могла двинуться с места, хотя ей хотелось подойти к Дилану, утешить его.
— До этого, — сказал он, — когда ты говорила о Нью-Йорке…
Она кивнула.
— И ты упоминала вещи, которые могут произойти…
— Нечто интенсивное…
Дилан смотрел на свою перевязанную руку, а когда взглянул на Джейн, она заметила, его глаза горели. Они больше не были пустыми или потерянными, в них сияла ненависть.
— Перекрестный огонь, — сказал он.
— О, нет.
— Настоящий перекрестный огонь. Как ты и сказала: хорошие парни и плохие парни стреляют друг в друга. Изабелл и ее мать попали в перестрелку. Я был офицером, начальником полиции. Я трудился над расследованием одного дела, хотел отправить их подальше от этого. Но не смог.
Сила притяжения фотографии заставила Джейн развернуться и посмотреть на Хлоэ и Изабелл. Так же, как она могла видеть в Хлоэ себя, она видела Дилана в Изабелл. Его дочь была яркой, живой, с каштановыми волосами, пойманная в объятия сестры.
— Мне так жаль, — пробормотала Джейн.
Дилан кивнул и одновременно повел плечами. Его взгляд был направлен внутрь его самого, между бровями остро выделялись морщины. Его борода была темной, а глаза по-прежнему бледными, цвета подводных камней, омытых рекой. Он не смотрел на нее.
«Я знаю, на что похоже, — хотела сказать она, — потерять дочь».
Джейн снова посмотрела на фотографию Хлоэ. Она подумала о годах, проведенных без нее. Она подумала обо всех снах — точнее, кошмарах о Хлоэ, вырываемой из ее рук. Она подумала о тех ночах, когда она обнимала свою подушку как ребенка, плача, пока наволочка не промокала насквозь.
Она посмотрела на Дилана Чэдвика и сравнила его горе со своим. Она знала, что это не одно и то же. Совсем. Взглянув на свою руку, она заметила бледный мазок голубой краски. Голубая краска, которой была покрашена палатка.
Эта старая деревянная палатка, только что выкрашенная в ярко-голубой цвет, выкрашенная руками Хлоэ.
Хлоэ была жива. Ее не убили во время перестрелки. Она росла, жила своей жизнью. Жизнью, которую ей подарила Джейн. Глубоко вздохнув, она смогла наконец оторваться от фотографии. Джейн сделала шаг, затем еще один. Дистанция увеличивалась — шаг, два, — пока она не пресекла кухню и не остановилась напротив Дилана Чэдвика.
Она потянулась за его рукой. Взяла его перебинтованную кисть. Ее сердце стучало как бешеное. Она чувствовала его боль, казалось, эта боль передается при соприкосновении. Состояние боли было ей так знакомо. Молодая женщина представила все те бессонные ночи, что провел Дилан, провел один в темноте, зная, что он потерял дочь. Она очень, очень хорошо его понимала.
Дилан позволил ей взять себя за руку. Она понимала, что он должен оттолкнуть ее. Он должен был выгнать ее из кухни, велеть ей забрать свои пирожные и никогда не возвращаться. Потому что из ее пребывания здесь не могло выйти ничего хорошего для его семьи.
Джейн хотела заполучить Хлоэ обратно.
Она еще не знала как, не знала, что будет делать, но она знала, что больше никогда не отпустит девочку. Она посмотрела на мужчину, на этого незнакомца, который стал дядей ее дочери, и вдруг захотела, чтобы он узнал Хлоэ в ее глазах.
