– Вообще-то, гой это неиудеи, иноверцы. Разве бабушка тебе не рассказывала?
– Она иногда говорит со мной о предках, но так сложно, что я половину не понимаю.
– Нинка, – наставница поплыла вдоль берега, – ты со мной не хитри, а то друзьями никогда не будем.
– Только не говори, что видишь меня насквозь, – девочка сильнее прижалась к наставнице.
– Что, так бабушка всегда говорит? Да, она как рентген.
– Варь, а зачем еврейки выходят замуж за гоев, если им этого нельзя?
– Ну, насколько я знаю, еврейки воспитываются сильными и способными на поступок. Я твою маму не знала, но, думаю, она была именно такой. Решила – сделала.
– А потом как же? – девочка говорила серьезно.
– По иудейскому закону дети могут пренебрежительно относиться к отцу, если он гой.
– А зачем все это?
– Иудеев часто завоевывали и уводили в плен. Они разбросаны по всему миру. Бывало, что старейшины специально заставляли евреек выходить замуж за гоев, наделенных властью, чтобы их дети позже становились правителями чужих стран.
– Что, дети для них игрушки? – в детском голосе звучала злоба.
– Нет. Дети это надежда рода на выживание в любой стране, в любой ситуации. Их заставляют с самого раннего возраста учиться и развивать любую мало-мальски заметную способность до совершенства. В них вкладывают много сил и средств, чтобы потом они кормили и защищали свой род.
– Даже, если дети ненавидят балет и скрипку?
– Да, – девушка плыла медленно, делая длинные плавные гребки. – Иудеи слишком хорошо знают, что такое нищета и голод, поэтому будут карабкаться наверх любыми способами.
– Значит, и я буду так карабкаться?
– Это зависит от тебя, дружок, но бабушка на это очень надеется. Ты же Гридман. Последняя в роду.
– Как же мы будем дружить, если я стану по тебе карабкаться? – Ниночка спрашивала искренне. – Зачем ты со мной нянчишься, если все это знаешь?
– Я верю в то, что многое предопределено в жизни. Так должно было случиться. Ведь я же зачем-то пришла на эту землю. У меня есть миссия, и я должна ее выполнить.
– Мы играем в Гарри Поттера? – хихикнула девчушка.
– Нет. В жизни все серьезнее. В сказках затронут только внешний мир. Там сильным считается тот, кто быстрее синяков наставит своим противникам. Ну, на худой конец, голову снесет или кровь выпьет. Придумали бессмертных вампиров, которые, как кроты в норах живут и света боятся. Тоже мне, властелины мира! Да свет – это же самая чистая энергия. Самая сильная, и ее столько в мире, что не вычерпать. Только научись управлять ею. И тогда не нужно размахивать кулаками, отращивать клыки, пить кровь у слабых или размахивать волшебной палочкой, как твой Гарри.
– А что, волшебства нет? – с хитринкой спросила девочка.
– Волшебство для тех, кто не понимает, как устроен мир и как управлять энергией. Если говорить о людях, то достаточно научиться проникать в их сознание и советовать им как поступать. А урода встретишь, выжги ему мозги, чтобы овощем стал и радовался от того, что есть тепло и вода.
– Я думала, ты добрая.
– Добренькой ко всем нельзя быть, дружок. Сожрут!
– Как в диких джунглях?
– Да, миров вокруг не счесть! – девушка едва не обернулась, чтобы увидеть глаза своей собеседницы. – Нужно только уметь открывать дверь.
– Портал, – попыталась подсказать Ниночка.
– Ля порт по-французски это и есть дверь. Умница ты моя. Только запомни, двери сами по себе не открываются.
– Поэтому тени и рвутся к нам через грань? – неожиданно серьезно произнесла девчушка.
– У кого энергии не хватает открыть, так и будет всю жизнь стучаться, да когтями царапать. А у кого сила есть, войдет и не спросит.
– В любую дверь?
– Чем ближе к свету, тем надежнее замки. Экскалибур мог взять только Артур.
– Варь, ты такая…
– Не подлизывайся, – оборвала ее девушка, – лучше скажи, что слышишь.
– Ничего интересного. Те, что по набережной гуляют, только о еде и говорят, как рыбу приготовить, какая у курочки должна быть зажаренная корочка. Обжоры!
– А Ури?
– Он говорит, что у тебя грудь, как у меня.
– Нинка! – девушка шлепнула рукой по воде так, что полетели брызги. – Ща, как нырну!
– Варенька, родненькая, – девочка вцепилась в волосы своей наставницы, пытаясь вскарабкаться ей на голову, – не надо!
– Ладно. Я пошутила.
– А он, что, тебе понравился? – Ниночка прижалась щекой к мокрому затылку своей воспитательницы. – Ничего особенного. Просто самец.
– Да-а. Слышала бы бабушка твои речи.
– А она сама так мужиков называет. Особенно наших охранников Витю и Толика.
Наплававшись вдоволь в теплой чистой воде, гости повернули к берегу, где на скамеечке их покорно ждали Ури и Леви. Оба рослые, ни в отца и ни в мать, с красивыми мужественными лицами, они были похожи и в чем-то различны. Леви постеснялся заглянуть в женскую сумку с пляжными принадлежностями и протянул ее Варе со смущенной улыбкой, говоря, что мать куда-то положила полотенца. Но инициативу перехватила Ниночка, она важно взяла сумку и повесила себе на плечико. Сказав, что им нужно принять душ после соленой воды и переодеться, девчушка увлекла за собой воспитательницу к душу под открытым небом. В это время никто кроме них не купался, и прогуливающиеся по набережной с любопытством поглядывали на две незагорелые щупленькие фигурки в ярких купальниках, с визгом обдававшие себя прохладной пресной водой, спускавшейся по трубопроводу откуда-то сверху, где поблескивал чистотой мраморный мавзолей мудрого Баба.
Когда-то он основал новую религию, в которой для всех смертных был единый бог и единые законы, но это не понравилось многим. Каждый хотел иметь своего Всевышнего и верить, что именно этот – истинный Создатель, а остальные лжепророки. Люди странно устроены, всегда ждут мессию, способного защитить их от конца света, но часто доверяются проходимцам.
Глава XVIII
Последние несколько дней Николая не покидало тревожное чувство. Никаких событий или встреч, способных хоть как-то обеспокоить его, не случилось. Пытаясь понять причину охвативших его душу волнений, отставной офицер стал все чаще прогуливаться по ночам. Осень принесла в Питер долгожданную прохладу, но привычных в сентябре дождей еще не было. Это позволяло возвращаться после дежурства пешком через исторический центр города, освещенный тысячами огней.
Ночь скрадывала морщины на лике былой столицы, которые трудно было не заметить днем. Нарядные витрины дорогих магазинов и яркие огни в роскошных окнах отремонтированных заново старинных особняков, простоявших уже не один век, сияли и переливались разноцветными огнями, словно бриллиантовое ожерелье на сморщенной шее старухи, решившей выехать на бал, будто ей все еще лет тридцать, и жадные взгляды молодых офицеров пытаются разгадать секреты, скрываемые под модным платьем из Парижа. Города, как и люди, живущие в них, не хотят стареть. Они тратят немало средств на косметику, не желая сознаваться в том, что и внутри они уже далеко не те, а имидж ветреной красавицы или светского льва, так долго увивавшийся сладким шлейфом сплетен и небылиц, приукрашивавших былые подвиги, давно растаял. Он уже не прикрывает сутулую спину и согбенные плечи. Лишь в ночи яркий блеск драгоценностей еще может обмануть какого-нибудь юнца, дерзнувшего на самостоятельный выход в свет, да и то при условии, что этот вьюнош не в состоянии отличить страз от настоящих камней.
