Разумеется, на самом деле он только возглавлял своего рода отряд молодых изобретателей, имен которых в рукописях не приводится. По всей вероятности, у одного из тех самородков и имелся сын Миней, который, будучи очень талантливым мальчиком, с юных лет помогал отцу в его работе. Не исключено также, что он являлся сыном не кого иного, как легендарного Михаила, после смерти которого и возглавил дальнейшую работу. Впрочем, чрезмерно преувеличивать его заслуги, пожалуй, будет тоже не совсем верно.
Просто весь ход событий подталкивал тех же русских князей, например, к использованию давным-давно изобретенного в Китае пороха уже и в военных целях, а не только для начинки фейерверков. Нет сомнений, что, не будь этого Михаила, так кто-то другой через несколько лет все равно пришел бы к тем же самым выводам. А вот прозорливая проницательность Константина, умевшего не смотреть на сословную низость подбираемых людей, безоглядно доверять им в тех новшествах, что они внедряли в жизнь, несомненно заслуживает искреннее уважение, восторг и самую высокую оценку даже спустя много веков. Тут он, если так можно выразиться, причем без малейшего преувеличения, настоящий гений.
Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности.
Т.2. С.79-81. СПб., 1830
Глава 16
Семь раз отмерь
Без веры жить достойно невозможно.
Душа не делится на зло или добро.
На медь, на золото и серебро.
Она едина. Но она тревожна.
Л. Ядринцев
– Что-то ты даже заглянуть не соизволил. Пришлось даже гонцов за тобой посылать, – упрекнул Константин священника, когда тот появился в дверях, сопровождаемый Епифаном.
– Я слово молвить хочу, – нерешительно подавшись, наконец выдавил Николай.
– Говори. Я слушаю, – улыбнулся ободряюще Константин.
– При всех хочу. Вели Михаила позвать с Вячеславом, – голос его был тих, но настойчив.
– Вот как? – удивление нарастало, тем более что Костя совершенно не понимал, зачем именно Николай хочет собрать всех вместе. «Наверное, надумал что-то, – решил он. – Не зря же весь вечер и всю ночь молчал да слушал. Наконец-то прорвало. Если бы еще узнать, в какую сторону, совсем хорошо было бы».
Он коротко кивнул Епифану, утверждая просьбу, и расторопный стремянной спустя минут десять уже явился, сопровождая Миньку и Славку, после чего, отвесив поклон и убедившись, что дополнительно никаких ценных указаний не будет, тихо прикрыл за собой дверь, предварительно предупредив:
– Ежели что, я тут, поблизости буду. В случае, коль надобность какая, мигом появлюсь, только глас подай.
Заинтригованные загадочным вызовом – вроде бы пару часов назад успели обо всем и поговорить и договориться – и оттого непривычно молчаливые, оба приглашенных уселись рядышком на лавку, после чего Николай, перекрестившись, приступил, как умел, к изложению того, что наболело у него на душе. Он говорил о новой, неведомой пока опасности для всей планеты и ее жителей, которую, сами того не желая, могут вызвать эскалацией гонки вооружения путешественники во времени, о том, что надо бы вместо этого заниматься совсем другим, противоположным – мирным, гуманным, то есть воспитанием души человеческой, о том, что и те силы, которые все это устроили, вполне вероятно, ждут от них именно этого, что им самим в первую очередь надо бы сдать экзамен на гуманизм, о том, что...
Его не перебивали, слушали очень внимательно, но отец Николай чувствовал, что это была тишина непонимания. Хуже того – неприятия. К тому же он и сам для себя до конца толком еще не сформулировал, чего именно хочет, самому себе не ответил ни на один поставленный вопрос, отчего речь его была невнятной, язык путался, мысли свивались в невообразимый клубок, из которого выдергивать их приходилось вслепую.
Наконец отец Николай, окончательно запутавшись, затих. Константин первым прервал молчание, наступившее после окончания речи священника:
– Ну, основную мысль я в целом и общем уловил. Могу заверить, что принцип «не убий» вас никто нарушать не заставит, отче, – и мягко, но властно остановив движением руки протестующий против последнего слова порыв Николая, пояснил: – Именно отче, поскольку тебя я мыслю не только в министры просвещения, но и богословия. Надеюсь, что епископа нам удастся уболтать, чтобы сан на вас возложил.
– Рукоположил, – машинально поправил ошалевший от неожиданного начала ответной речи Николай. «Не поняли, – мелькнула в его голове догадка. – Они же ничего не поняли. Да и я виноват, путаник окаянный. Надо же не так объяснять. А может, еще раз попробовать? Или все равно не поймут?»
– Пусть будет так, – продолжил тем временем Константин. – Далее монашеский сан примете.
– Схиму, – вновь не удержался от поправки Николай.
– Ну ладно, пусть схиму, – согласился Константин. – А там, учитывая, что наш рязанский духовный глава на ладан дышит, и епископом станете. Это – задача минимум. Причем все это время заниматься просвещением. Детей грамоте учить надо и прочим элементарным азам. Алфавит исправлять, чтобы в букварях уже новым стилем все написано было. Да и с цифрами тоже порядок придется навести – на арабские перейти.
– А сейчас какие – латинские, что ли? – удивился Минька.
– Сейчас славянские, буквенные, – улыбаясь, как несмышленышу, пояснил Константин. – Так что ты с твоими чертежами гранат влетел бы как кур в ощип. Подробнее хочешь, так к Зворыке подойдешь, он тебе объяснит все от и до.
– Скажешь, что, мол, глуп и туп, но очень хочешь научиться, – добавил очень серьезным тоном Славка. – В конце слезу младенческую прольешь. Разве он откажет такому смышленому ребенку?
– Я серьезно с вами, – насупился Минька.
– А я нет, по-твоему? – вполне естественно удивился и даже возмутился Славка.
– Стоп, – остановил Константин начавшуюся было перепалку. – Отвлеклись. Так мы до утра не закончим. Кстати, если уж мы затронули эту тему с цифирью и алфавитом, то, дабы вы в будущем не попали впросак, ну, хотя бы на том же рынке при покупке чего-нибудь, внесу ясность насчет современных денег. Значит, так, – тут он на секунду задумался, заставляя послушную память выплеснуть на поверхность все данные по этому вопросу, после чего продолжил: – Самая главная и крупная единица сейчас – это гривна.
– Ишь ты, как у хохлов, – хмыкнул Славка.
– Во-первых, ни хохлов, ни белорусов еще нет, – уточнил Константин. – Во-вторых, украинской гривне двадцатого века тягаться с нынешней так же бессмысленно, как клопу слона на бой вызывать. Сейчас за пару гривен можно коня купить запросто.
– А за одну? – подал голос Минька.
– Если добавить десяток резан, то кобылу. Сразу поясняю, – уточнил Константин, опережая новый вопрос. – Резана – самая мелкая единица. В гривне их полсотни. Впрочем, – тут он нерешительно замялся, опасаясь, что память может его подвести, но все-таки продолжил: – Это вообще не монета, а обрезки гривны, потому ее так и назвали – резана.
