К лету 2006 года Грег Липпманн стал представлять ситуацию не иначе как перетягивание каната. Индустрия выдачи низкокачественных ипотечных кредитов, частью которой был и его работодатель, Deutsche Bank, тянула за один конец веревки, а он, Грег Липпманн, тащил на себя другой. Ему срочно требовались помощники. Тянуть нужно сообща. Помощники, конечно, заплатят ему за право участия на его стороне, но ведь им обломится немалый куш.
Вскоре выяснилось, что люди, которые, по мнению Липпманна, должны были первыми разглядеть неприглядную правду о рынке низкокачественных ипотек, менеджеры фондов, специализирующихся на ипотечных облигациях, – не видели дальше собственного носа. Странный, но реальный факт: чем теснее ты связан с рынком, тем труднее тебе распознать его безумство. Придя к такому заключению, Липпманн обратил свой взор на инвесторов в акции, чувствительных к падению цен на дома или на жилой фонд, и преподнес им свою идею как способ хеджирования. Послушайте, вы зарабатываете огромные деньги, пока цены растут. Почему бы не потратиться немного и не защитить себя на случай обвала? На жадности сыграть не удалось, пришлось перейти на запугивание. Он раздобыл список крупных акционеров New Century, крупной компании, выдававшей низкокачественные кредиты. Видное место в нем занимал хедж-фонд под названием FrontPoint Partners. Липпманн позвонил продавцу из Deutsche Bank, который имел с фондом дело, и попросил договориться о встрече. Продавец все устроил, но не сказал о том, что FrontPoint – не единая организация, а объединение независимо управляемых хедж-фондов и что фонд, державший акции New Century, представлял собой небольшую группу с Западного побережья.
Едва Грег Липпманн переступил порог конференц-зала Стива Айсмана в центре Манхэттена, Айсман огорошил его заявлением: «Мы не тот FrontPoint, который держит акции New Century. Мы FrontPoint, который продает акции New Century в короткую». Айсман уже играл на понижение акций таких компаний, как New Century и IndyMac Bank, занимавшихся выдачей низкокачественных кредитов, а также компаний, которые строили дома, купленные в кредит, например Toll Brothers. Но то были не полноценные ставки, поскольку игра велась не против компаний, а против рыночных предпочтений. При этом ставки обходились недешево. Компании выплачивали высокие дивиденды, и заимствование их акций стоило дорого: New Century, например, платила 20 %-ный дивиденд, и за заемные акции приходилось платить 12 % в год. За короткую продажу акций New Century стоимостью $100 млн Стив Айсман выкладывал $32 млн в год.
В поисках инвесторов в акции, которых можно было напугать сценарием Апокалипсиса, Липпманн набрел на неожиданную удачу: он познакомился с инвестором в акции, настроенным в отношении рынка низкокачественных ипотечных кредитов еще более пессимистично, чем он сам. Айсман был знаком с этим рынком, его участниками и порочностью лучше кого бы то ни было. Если кто и мог сделать серьезную ставку на падение рынка низкокачественных бумаг, думал Липпманн, то только Айсман, – и был очень озадачен, когда тот отказался. Еще больше он удивился, когда несколько месяцев спустя новый главный трейдер Айсмана, Дэнни Мозес, и Винни Дэниел, занимавшийся анализом, попросили его прийти и дать дополнительные объяснения.
Когда в деле замешаны корыстные интересы, крайне трудно определить степень личной заинтересованности. Поначалу Дэнни просто не доверял Липпманну. «Мерзкий Липпманн» – так он его называл; «Мерзкий Липпманн никогда не смотрит в глаза во время разговора. Это действует мне на нервы». Винни не мог поверить, что Deutsche Bank предоставил Липпманну такую свободу действий и позволил торпедировать их собственный рынок, не имея за этим своего узкого интереса. Дэнни и Винни видели в Греге Липпманне ходячее воплощение рынка облигаций; другими словами, смысл его существования состоял в том, чтобы обводить покупателей вокруг пальца.
За три месяца Дэнни и Винни звонили Липпманну три раза, и тот каждый раз приходил – одно только это усиливало их подозрения. Он приезжал с Уолл-стрит в Мидтаун не ради того, чтобы строить мир во всем мире. Тогда зачем? Пока Липпманн тараторил, Дэнни и Винни рассматривали его в изумлении. Их встречи стали походить на постмодернистские литературные головоломки: история казалась правдоподобной, даже когда рассказчик не внушал доверия. На каждой из встреч Винни перебивал Грега и спрашивал: «Грег, я все пытаюсь понять, зачем вы здесь?» Это был сигнал к обрушиванию на Липпманна потока разоблачающих вопросов:
– Если это такая классная идея, почему же вы не уйдете из Deutsche Bank, не откроете хедж-фонд и не заработаете себе кучу денег?
– На создание хедж-фонда нужно полгода. Мир может одуматься и прекратить безумие на следующей неделе. Мне приходится играть теми картами, что есть на руках.
– Если это такая классная идея, почему вы делитесь ею с нами?
– Я ничем не делюсь. Предложение не ограничено.
– Да, но зачем вообще нам об этом рассказывать?
– Вы заплатите за участие и за выход. Мне нужно оплачивать счета за электричество.
– Это игра с нулевой суммой. Кто на другой стороне? Кто выступает в качестве идиота?
– Дюссельдорф. Глупые немцы. Они верят рейтинговым агентствам. И серьезно относятся к правилам.
– Почему Deutsche Bank позволяет вам копать под рынок, на котором он занимает лидирующие позиции?
– Я не храню верность Deutsche Bank… Я там просто работаю.
– Чушь собачья. Они вам платят. Откуда нам знать, что те, кто управляет механизмом CDO, не злоупотребляют вашим энтузиазмом, чтобы сыграть на понижение вашего рынка и использовать нас?
– Вы встречались с людьми, управляющими механизмом CDO?
В какой-то момент Дэнни и Винни даже перестали делать вид, что собирают информацию о дефолтных свопах и низкокачественных ипотечных облигациях. Они просто рассчитывали, что Липпманн проговорится и тем самым подтвердит, что в действительности является лживым негодяем с Уолл-стрит, каковым они его и считали. «Мы пытаемся разобраться, какова наша роль в этой игре, – заметил Винни. – Я не верю в то, что ему нужна наша помощь, потому что у него слишком много этих бумажек. Так зачем он все это затеял?» Липпманн, со своей стороны, ощущал себя свидетелем на допросе: эти ребята пытались его расколоть. Несколькими месяцами позже он представил свою идею Филу Фальконе, управлявшему гигантским хедж-фондом Harbinger Capital. Тот изъявил желание немедленно купить дефолтные свопы на миллиарды долларов. О рынке низкокачественных ипотечных кредитов Фальконе имел довольно туманное представление. Только он, в отличие от Айсмана и его команды, поверил Липпманну. На последней встрече Винни наконец высказался начистоту: «Грег, не пойми меня превратно, но я просто хочу понять, как ты собираешься меня наколоть».
Они так и не перестали бы взвешивать душу Грега Липпманна, если бы не две неожиданные новости. Первая пришла в мае 2006 года: Standard & Poor’s объявила об изменении модели оценки низкокачественных ипотечных облигаций. Новая модель вводится с 1 июля 2006 года, говорилось в объявлении, но все низкокачественные облигации, выпущенные до указанной даты, будут оцениваться по старой, возможно менее жесткой, модели. В одно мгновение выпуск низкокачественных облигаций взлетел до небес. «Все ловили момент, – говорит Винни. – Выпускали как можно больше этого дерьма, чтобы оценить его по старой модели». Страх перед появлением новых и более реальных рейтингов свидетельствовал о том, что даже крупные фирмы с Уолл-стрит знали: качество выпускаемых ими облигаций завышено.
