Позже вечером я выпил пару пинт пива и довольно много порций мескаля – местного напитка, несколько напоминающего текилу, с компанией других путешественников во дворе хостела. Так что вчера старт у меня был «медленный и неторопливый», как поется в песне.
Я пустился в путь поздним утром, чтобы попасть в ближний городок под названием Туле – по совету коллеги-путешественницы и обитательницы нашего хостела Ребекки. Некоторое время пытался задавать вопросы на кипуче многолюдной, полуразвалившейся автобусной станции, чтобы выяснить, какой автобус мне нужен, но мой скверный испанский давал в лучшем случае сомнительные результаты. В конечном счете я сдался, сел в одно из маршрутных такси с компанией местных и был приятно удивлен тем, что дорога длиной 13 км обошлась мне всего лишь в 8 песо (около 70 центов).
В Туле в общем-то не на что смотреть, кроме потрясающе огромного «Арбол де Туле» – дерева, которому, по приблизительным оценкам, более 2000 лет и которое по-прежнему отлично себя чувствует. По сравнению с ним церковь, на чьей земле оно растет, кажется просто карлицей. Было приятно сидеть в его тени и размышлять над историей, которая творилась на протяжении его жизни.
Вернувшись в Оахаку, я стал фотографировать большие песчаные картины-скульптуры на Сокало, центральной площади города, пока еще была возможность сделать это при солнечном свете. Позднее вечером встретился с Ребеккой, Марком, Карен и еще пятью путешественниками, и мы отправились на Пантеон де Сан-Мигель, главное кладбище города. По дороге мы столкнулись с компарасой – парадом, участники которого были одеты в хэллоуинские костюмы, в сопровождении неумеренно восторженно марширующего оркестра и некоторое время шли вместе с ними.
Само кладбище, освещенное горящими свечами, обладало совершенно особенной атмосферой. Шли приготовления к концерту, который должен был состояться позже вечером, и оркестр и хор готовили себе места для выступления.
Я много читал о кладбище, расположенном дальше за городом, в местечке, которое называется Хохокотлан (или просто Хохо – с гортанным испанским акцентом на звуке «х»!), и очень хотел отправиться туда. Бо́льшая часть остальных членов нашей компании с удовольствием осталась в городе, и под конец только я и финка-путешественница Эсси отправились искать такси, найти которое оказалось гораздо проще, чем мы ожидали.
Мы вошли через кладбищенские ворота – и нас охватило чувство благоговения. Это кладбище прекрасно, именно так я себе его и представлял. Насколько хватало глаз, виднелись могилы, покрытые затейливыми цветочными украшениями и освещенные свечами. Возле многих могил сидели члены семей всех возрастов и поколений, от старейших прабабушек и прадедушек до спящих младенцев.
На многих могилах царило тихое и задумчивое настроение, но в других местах празднование шло полным ходом. В воздух взлетали фейерверки, играли оркестры. Слышались смех и приветственные возгласы.
Я некоторое время разговаривал с парнем, который сидел вместе с семьей на могиле своего отца. Он объяснил, что они пришли побыть со своими родственниками, дать им знать, что их по-прежнему любят и что им – в этот один-единственный день каждого года будут рады, когда они вернутся и воссоединятся со своей семьей. Многие принесли с собой любимые кушанья или напитки покойного родственника, чтобы порадовать его, и, разумеется, мескаль повсюду лился ручьем.
Мне все это показалось удивительно эмоциональным. Временами меня охватывали печаль и раздумья, в другие моменты я смеялся и хлопал в ладоши вместе с остальными – например, когда один из оркестриков заиграл любимые мелодии одного покойного возле его могилы.
Мы бродили по кладбищу до полуночи, потом отправились на многолюдную маленькую рыночную площадь, чтобы найти себе что-нибудь поесть, после чего снова вернулись бродить среди могил.
Все это было захватывающим и наводящим на размышления событием. Меня интриговало совсем другое, чем у нас, их отношение к смерти, и живое, без оттенка мрачности прославление жизни людей, ушедших в мир иной.
Я был благодарен Эсси, которая оказалась идеальной спутницей в этот вечер и делила со мною задумчивое настроение. Я был очень рад тому, что она пожелала приложить дополнительные усилия, чтобы поприсутствовать на этом трогательном событии. Думаю, мне было бы труднее и тяжелее быть там одному.
Оказалось, что ритуалы в Мексике гораздо эмоциональнее, чем я предполагал. И снова переживания побудили меня задуматься об отце, который умер много лет назад.
В мой последний вечер в Оахаке нас с Эсси пригласили поехать вместе с группой, направлявшейся на другое кладбище в маленькой деревушке где-то в сельской глуши. Я вежливо отказался, желая провести больше времени в одиночестве. Эсси решила ехать, и мы с ней честно поделили купленные цветы, карамельные черепа и свечи. Я взял свой узелок и один пошел по темным улицам к главному кладбищу на краю города.
Вначале я погулял по ярко освещенной и весело украшенной центральной части кладбища, как и в предыдущие вечера, а потом удалился в темные аллеи его окраин. На некоторых могилах были свечи и цветы, другие оставались темными и ничем не отмеченными. Я тихо бродил, пока не нашел могилу, которая мне понравилась, и сложил на ней собственное маленькое святилище вокруг фотографии отца, которую распечатал в интернет-кафе.
Я надеялся, что обитатель этой могилы будет не против, если я воспользуюсь местом его последнего отдохновения в собственных целях. Я тихо сидел и размышлял о том, что сказал бы отец о моих теперешних приключениях. Думаю, он мог бы мной гордиться, а может быть, и немного позавидовал бы.
На самом деле я не верю, что от него что-то осталось, чтобы приглядывать за мной или видеть мои дела, но мне было приятно сидеть там и с любовью думать о нем и о воздействии, которое он оказал на курс моей жизни. Наблюдал он за мной или нет, но все те годы, что миновали со дня ухода отца, его жизнь по-прежнему продолжает оказывать влияние на меня и на тот выбор, который я делаю.
Я думал, что у меня могут возникнуть проблемы с возобновлением американской визы – уже четвертый раз за три месяца с небольшим. Я вылетел в Мексику и вернулся всего через несколько дней, везя с собой только ручную кладь. На таможне начались расспросы, но когда я упомянул Диа де Муэртос, агент очень воодушевился и принялся расспрашивать меня, как это было. Он сказал, что и сам хочет поехать туда в следующем году, и вскоре я уже махал ему рукой, в которой был зажат паспорт с новеньким штампом.
Я провел с Сюзан еще только один день, и мы расстались добрыми друзьями. Мы оба знали, что все наши отношения, вероятно, были обречены с самого начала, поскольку наша несовместимость перевешивала хорошие стороны вместе обретенного.
В последние три с чем-то месяца я то уезжал из Штатов, то возвращался сюда, и эта страна действительно начинала казаться мне родной. За предшествующие 15 месяцев путешествий я провел почти половину времени в США или где-то рядом.
Мне предстояло лететь из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, потом предстоял 14-часовой перелет в Тайбэй, потом дальше, в Куала-Лумпур, а оттуда уже, наконец, в Пекин. Было такое ощущение, будто я уезжаю из дома.
