– А я?! – прямо-таки взвизгнул из угла Витек.
– А кто такой Козлевич? – картинно пожал плечами
Иисус. – Знать не знаю никакого Козлевича…
– За козла ответишь, сука!
– Не козел, а Козлевич, – безмятежно объяснил
Иисус. – Это цитата. Классику читать надо. За что тебе доля, что ты такого
сделал?
Витек выпрямился, являя собою презанятную смесь оскорбленной
гордости, злости и своеобразной жажды справедливости:
– То есть как это? Я и раздобыл все документы! Хрена бы вы
без меня нашли!
– Паш, не врет?
– Не врет, – мрачно подтвердил Паша. – У него
мамаша в районной администрации, они там списывали какие-то архивы, кажется,
губернского исполкома, еще тринадцатых годов, а попутно искали, что бы из них
можно продать. Вот она и притащила домой, как курьез… Он про меня и вспомнил,
мы же с ним десятый кончали…
– Вот именно, – торопливо сказал Витек. – В
совершенно посторонние бумаги замешался протокол допроса какого-то
калауровского хмыря, то ли приказчика, то ли кого-то вроде… Маман специалист по
архивам, она объяснила, что ничего удивительного в этом нет – у нас не
Германия, где порядок. Бумаги попадали в самые неожиданные места, почему-то
гэпэушный протокол замешался в исполкомовские папки – и пылился с тех пор в
подвале…
– Ну ладно, – великодушно сказал Иисус. – Не
убивать же его, в самом деле? Девять долей…
– Интересные дела! – серьезно, с неподдельным
возмущением возопила Ника, про которую как-то успели и забыть. – А кто вам
разносолы готовил, пока вы по тайге гуляли?! Кто… – она машинально оглянулась
на предательски расхристанную постель, вспомнила про Вадима и прикусила язычок.
– Уговорила, – фыркнул Иисус. – Десять долей, из
них три – Пашины. – Он торопливо оглянулся, словно опасался, что неведомо
откуда вынырнет очередной претендент с нешуточными заслугами. – Все по
справедливости, разве нет? Сейчас посчитаем, при всех, чтобы не было потом
недовольных, поделим старательно и поедем в Шантарск проматывать злато…
Впрочем, кто как хочет – его дело, проматывать или копить.
– Зубы вставлю, – мечтательно признался Худой.
– Кто «за», кто «против»? – осведомился Иисус,
постукивая лезвием по ладони.
Судя по лицу Витька, он был категорически против такой
дележки, но протестовать не осмеливался ввиду явного численного перевеса
противника. Паша, наоборот, выглядел вполне спокойным, словно бы даже
сбросившим некую тяжесть с души. Он встал, широко разбросав руки, потянулся:
– Что вы вцепились, как энцефалитные клещи? Мужики, надо
было сначала подумать, а потом налетать. Я даже не успел еще вторую цинку
распечатать, не знаю толком, что там… – Его голос звучал предельно естественно,
а глаза лучились дружелюбием. – Честное слово, я бы с вами обязательно
поделился. Собрали бы вещички, сели и потолковали… – Он небрежно указал на
Вадима. – Я прекрасно понимаю, почему этот ишак вас взбаламутил. Он
сначала подкатился ко мне и предложил поделить все пополам, а когда я его
послал подальше, кинулся к вам, козел. Одного только не взял в расчет – он
здесь человек чужой, а с вами мы пуд соли съели. Не вышло у него рэкетнуть –
представился перед вами радетелем за справедливость… Мать вашу, ребята, неужели
из-за какого-то пришлого мудака друг другу вцепимся в глотки? Как чужие?
Вадим с неудовольствием ответил, что эта не столь уж
складная речь решительно переломила настроение. Работяги явственно расслабились
и потеряли всю жесткость. Он и в самом деле был для них чужим, а Паша – свой,
старый знакомый, авторитетный бугор, которого они уважали и на свой манер
любили…
– Брехня, – сказал он, сам прекрасно чувствуя, что его
праведный гнев звучит довольно фальшиво. – Я ему сразу предложил делить по
совести…
– Врет, – проникновенно сказал Паша. – Настаивал,
чтобы пополам поделили, а о вас и речи не было…
– Ты лучше про Женю вспомни! – в некотором отчаянии
вскрикнул Вадим. – Как-то очень уж кстати он головушкой приложился… Не ты
ли помог?
– Видите? – грустно сказал Паша. – Все в кучу
собрал…
Вадим понял по их лицам, что его акции если и не
обесценились до предела, то все же упали довольно низко.
– Вадик, ты, в самом деле, не туда куда-то загибаешь, –
слегка поморщился Худой. – Мы Пашку давно знаем…
– Вот только раньше он кладов не выкапывал, – сказал
Вадим.
– Помолчал бы ты, – уже прежним, командным голосом
распорядился Паша. – Не знаешь, что и выдумать на скорую руку… По-моему,
этого живчика следует вообще исключить из дележки.
Надолго повисло молчание.
– Нет, это ты уж чересчур, – задумчиво произнес
Мухомор. – Он как-никак наравне со всеми пахал, получится несправедливо.
Долю и ему выделим, хер с ним…
– Уговорили, – сказал Паша. – Ну, замяли? Между
прочим, я в кухню еще с утра отнес «Абсолют». Хотел устроить банкет
по-человечески, чтобы посидеть, выпить и за конец сезона, и за дележ, а вы
налетели, как не знаю кто… Вероника вон старалась, картошку с курятиной тушила
для банкета… Давайте собирайтесь, а я пока вскрою вторую цинку, посидим,
вмажем, полюбуемся и поделим. Кастрюлю несите в кухню, курица еще горячая…
– Пошли, мужики? – Мухомор решительно поднялся и
забросил ружье на плечо, как будто ничего и не было. – Паш, ты только
отдай пока ключики от «газона» и японки. Не то чтобы мы тебе не доверяли –
лично я вот этому как-то не особенно доверяю, как человеку вовсе уж
постороннему… – Он бесцеремонно ткнул пальцем в сторону Витька. – Мало ли
что ему в голову взбредет, такому прыткому…
Вопреки ожиданиям Вадима, Витек сговорчиво протянул ключи,
пожал плечами:
– Да пожалуйста… Куда ж я один денусь, если Паша прекрасно
знает, где меня в Шантарске отыскать? Вы бы лучше вот этого типчика за ногу к
забору привязали, – он показал на Вадима. – Вот от кого сюрпризы
могут быть…
– Мы уж сами разберемся, – отмахнулся Мухомор. –
Пошли?
Все четверо направились к выходу. В последней попытке
переломить ситуацию Вадим отчаянно вскрикнул:
– Мужики! Да погодите вы! Тут где-то еще один…
Но они уже не слушали, грохоча сапогами в сенях. Мухомор нес
под мышкой огромную кастрюлю, распространявшую приятнейший аромат тушеной
курицы, послышались радостные реплики насчет скорого и тесного общения с
«Абсолютом». Бесполезно. Давно сложившуюся систему отношений меж ними и Пашей
Вадиму ни за что не удалось бы переломить, он был пришлым и не мог ничего
дельного противопоставить их общим воспоминаниям. Они попросту не верили, что
Паша способен обмануть. За годы патриархального житья на природе успели забыть
кое-какие волчьи законы городской цивилизации. А вот Витек, судя по его
гнусной ухмылочке, законы эти прекрасно помнил…
Уставившись зло, хмуро, громко предложил:
