Ход был недлинный, метров сорок. Поднявшись по ступенькам,
Вадим нажал точно такую же рукоятку, чуть приподнял люк – вокруг тишина и
темнота.
Вылез, опустил за собой крышку. И очутился в лагерной
кухне. Все было продумано на совесть – здешний люк гораздо у2же того, что в
клубе, всего полметра, со стороны предстает промежутком меж стеной и огромным
шкафом для посуды, предусмотрительно приколоченным к стене. Никому и в голову
не придет заподозрить неладное – ни охрана, ни комендант до сих пор не
раскусили, а сволочная тетка Эльза то и дело швыряет за шкаф тряпки и прочий
мусор, чем лишь способствует маскировке…
И – никого. А он-то побаивался, что опоздает. Опаздывала как
раз Катенька по извечному женскому обыкновению. Выглянув в окно, Вадим
констатировал, что в обиталище коменданта горит только одно окно и доносится
какая-то классическая музыка – большой эстет наш герр комендант. А вот в бараке
охраны наблюдается некое непонятное оживление, абсолютно не свойственное
позднему часу. Горели все окна, то и дело в них промелькивали рослые фигуры,
некоторые что-то носили, возле барака стоял небольшой автобус с заведенным
мотором – не было тут допрежь такого автобуса. Оживление царило несуетливое,
насквозь деловое, Вадим толком не разобрал доносившихся до него фраз, но тон у
говоривших был определенно радостный. Кто-то даже громко и немелодично затянул
песню. Послышался собачий лай – вроде бы незнакомый, за это время стал уже различать
по голосам обеих овчарок… Какие-то новшества заводит герр комендант, не сидится
ему спокойно.
Потом совсем рядом с кухней проехала автоцистерна – и этой
машины раньше что-то не наблюдалось, питьевую воду привозили в другой, гораздо
меньше, на базе «ГАЗ-53», а это, как нетрудно определить, сто тридцатый
«зилок». Цистерна исчезла из поля зрения, но уехала недалеко, слышно было, как
поблизости проскрипели тормоза, и мотор тут же умолк.
Потом в замке скрежетнул ключ, Вадим предосторожности ради
бесшумно отпрянул за шкаф, но узнал Катеньку, проскользнувшую внутрь со
сноровкой опытной подпольщицы. Она заперла за собой дверь, как и он давеча,
постояла, привыкая к темноте, затем осторожно двинулась вперед, тихонько
позвала:
– Ты тут уже?
Он медленно выдвинулся из-за шкафа, подняв перед собой руки
в классическом стиле привидения. Катенька шарахнулась от неожиданности, но тут
же фыркнула, подошла к шкафу и положила на стоявший с ним рядом стол явственно
булькнувший сверток. Сверток был довольно объемистым, так что ночное свидание
сулило массу приятного во всех смыслах.
– Что нового в Шантарске? – тихонько спросил он,
помогая девушке разворачивать сверток.
– А что там может быть нового? – дернула она
плечиком. – Работяги опять проспект перекрыли, пришлось объезжать
огородами, пока им там лапшу на уши вешали. Говорят, Зайкин Филя снова едет
подвигать попой. На центральном рынке по новой азеров лупят. Совершенно ничего
нового.
– Тебя никто не засек?
– Если бы засек, сюда б давно уже ломились наши долбаные
орангутаны, – резонно заметила она, ловко разделываясь с упаковками
нехитрых закусок. – Слава богу, собирают вещички, а то никакого уже
терпежу – этот козел по кличке Иоганн мне всю задницу исщипал. Жаловалась
Мерзенбургу, только никакого толку, сам попытался мне в плавки залезть, а кому
он нужен, совок зачуханный…
– Вещички собирают? Это зачем?
– А у них там, оказывается, что-то вроде пересменки, –
сказала Катенька, с большой сноровкой извлекая пробку из бутылки. – Новые
какие-то нагрянули, на смену. Ни одного знакомого фейса.
– То-то я и смотрю – суета…
– Ага. Мерзенбург бегает, как ошпаренный, морда отчего-то
радостная, так и цветет. Бегал-бегал, уморился, пошел свои симфонии Шаляпина
крутить. А те устраиваются. В общем, вроде ничего мальчики, хоть я и не
присматривалась особенно…
Она что-то еще безмятежно щебетала, накрывая
импровизированный достархан. Фройляйн особенным интеллектом никогда не блистала
(разве что научилась безошибочно определять, какой штатовский президент какому
номиналу на купюре соответствует), но в хозяйственной сметке ей никак нельзя
было отказать – в три минуты сварганила на подстеленной газетке неплохой для
этих мест натюрморт, симметрично поставила справа-слева от бутылки стаканчики,
каковые тут же и наполнила. Потом, прекрасно ориентируясь в своих функциях,
присела с ним рядом, закинула руки за голову и подначивающе потянулась.
Впрочем, его и не требовалось особенно подначивать, господа гусары оголодали-с
на жестких нарах…
Он хлопнул стаканчик, по-гусарски проигнорировав закуску,
придвинулся поближе и расстегнул на девушке эсэсовскую рубашку сверху донизу.
Грудки открылись на обозрение отнюдь не германские, весьма даже аппетитные.
Было дело в Германии, давно тому, когда они с Пашей спьяну заказали немецких
шлюх, вопреки предупреждениям бывалых людей. Оказалось, бывалые люди были правы
– товарец прибыл такой, что до сих пор икается.
Катенька пыталась что-то там ворковать, но он положил ей
руку на затылок и решительно пригнул светловолосую головку к нетерпеливо
напрягшемуся инструменту. Девчонка сноровисто принялась за дело – понятно,
конспирации ради без обычных блядских охов-стонов, якобы изображавших
неподдельную страсть. Снаружи все еще бродили новоприбывшие, иногда шумно
перекликались, что-то непонятное звякнуло так, словно с высоты сбросили связку
металлических цепей.
Обстановка, конечно, была самая что ни на есть
сюрреалистическая. Удачливый и процветающий господин бизнесмен, объездивший
полсвета и испробовавший массу дорогостоящих забав, от таиландских эротических
игрищ до плавания в полном одиночестве на айсберге у аргентинских берегов,
куковал в сибирской глухомани, вставив за щеку рядовой шлюшке посреди кухонного
хлама. Но, если копнуть глубже, эта-то здешняя зачуханность и возбуждала после
всего испытанного. Как на кондитерской фабрике – тамошние работяги со стажем на
сладкое и смотреть не могут, селедочку им подавай…
Кончив дело, она взялась было ластиться и ворковать что-то
насчет того, что здесь ей чертовски надоело, и нельзя ли пристроить ее в его
фирму секретаршей (хорошо хоть замуж не просилась, ума хватало), но Вадим
положил ее на пол и выдал по полной программе, без особого изыска в позах,
однако ж обстоятельно – и в классической «миссионерской» позе, и перевернувши.
Одним словом, за свою сотню зеленых постарался получить по максимуму, после
непривычно долгого воздержания буйная плоть никак не желала успокаиваться, так
что напоследок произошел еще один сеанс игры на яшмовой флейте.
В общем, стороны расстались, довольные итогом встречи в
низах: одна стала богаче на сотню баксов, второй – изгнал призрак
спермотоксикоза. Пробираясь назад по пахнущему древесной гнильцой ходу, он не
без злорадства вспомнил обожаемую женушку, имевшую обыкновение приставать с
требованием мужской ласки в самые неподходящие моменты. Идеальная ситуация – и натрахался
до одурения, и супруга в жизни не заподозрит, что муж сходил налево…
