Вот только к
н ы н е ш н е й ситуации нужно подходить с
новыми мерками. Старые не годятся. Ни единая.
Освободить ее с женской половины ни за что не удастся. И
думать нечего. Такое проходит только в голливудских лентах. Проникнуть в барак
охраны, захватить оружие, одного за другим повязать «черных»…
Вздор. Утопия. Мультфильм про черепашек-ниндзя. Ни за что не
выйдет – он же не спецназовец, не супермен. Пристукнут самого, как пить дать.
Следовательно…
Ничего не поделаешь. Бежать придется одному. Ничего другого
сделать невозможно…
Решено. Поскольку спасти супругу невозможно, не стоит и
терзаться. Наоборот – спасшись, он может отыскать милицию, еще каких-нибудь
силовиков, привести подмогу… Спасет всех, кто еще жив. В ситуации, когда
ничего нельзя сделать, ярлык труса безусловно не годится…
Остается еще одно препятствие. Старина Эмиль. Давний друг,
сподвижник, верный коммерческий директор.
С одной стороны, вдвоем в тайге будет легче, поскольку сам
Вадим с тайгой сталкивался исключительно на пикниках, а вот Эмиль как раз родом
из лесной деревушки, где до армии и жил почти безвылазно. Этакий Тарзан,
пролетарий от сохи. С ним было бы как-то спокойнее.
С другой стороны… Одному гораздо легче проскользнуть
незамеченным. Для двоих риск запороться увеличивается даже не в двое –
неизвестно, во сколько раз. Какая-то нелепая случайность, часовой, не вовремя
решивший посмотреть на бараки, один успел благополучно проскользнуть в
спасительную темноту клуба, а второй как раз и попался эсэсовцу на глаза – и
все, поднимется тревога, пойманный под пытками обязательно проговорится, где прячется
второй… (Он настолько живо и многокрасочно представил себе это, что железно
уверился: оплошавшим будет как раз Эмиль, как же иначе, если Вадим должен
бежать первым, как хозяин подземного хода?)
Если вдумчиво разобраться, Эмиль ему и не друг. Друг – это
что-то большое, взятое из старинных романов. Ла Моль и Коконнас, Смок и Малыш,
д’Артаньян и Атос. Двое в окопе, на фронте. «Сегодня мой друг защищает мне
спину…» И так далее.
Их отношения никак нельзя оценивать в
т а к и х категориях. Давние компаньоны – и не более того.
Партнеры. К тому же доля Эмиля в фирме – несчастных десять процентов
против Вадимовых семидесяти. Толковый коммерческий директор… отнюдь не
единственный в Шантарске. Можно найти не хуже. Конечно, многое связывает…
торговля турецкими свитерами? Свердловским золотишком? Польскими пшикалками?
Маловато для н ы н е ш н е г о
расклада. К тому же придется долго объяснять ему, почему следует отбросить
всякие идеи насчет спасения Ники. Наш Эмиль, чокнутый на суперменстве,
обязательно взбрыкнет, станет строить идиотские планы, в конце концов погубит
обоих…
Решено. Для стопроцентного успеха предприятия группа
беглецов должна состоять из одного-единственного человека. Не столь уж жуткая
робинзонада предстоит – места, в общем, обитаемые, это вам не север Шантарской
губернии, где у городского человека, сугубо асфальтового хомо вроде Вадима,
изначально не было бы никаких шансов выжить в одиночку…
В душе оставался все же какой-то пакостный, грязный осадок,
нечто вроде кислой отрыжки, но вскоре это прошло начисто. А там и подступил
сон.
Глава 8
Без недомолвок
Барабан беспрестанно трещал сухой, рассыпчатой дробью, пока
шеренги подтягивались к аппельплацу. Правда, подневольное население бараков
изрядно поредело – в двух других уже не хватало гораздо больше народу, чем в
Вадимовом. Видимо, там было не в пример поболее икряной рыбки, ею и занимались
в первую очередь. А у женщин пропала только одна. Вероника, с облегчением
отметил Вадим, оказалась жива-здорова – впрочем, он тут же вспомнил о принятом
ночью решении и торопливо отвел глаза, словно она умела читать мысли.
В барабан самозабвенно колотил здоровенный эсэсовец,
закатавший рукава чуть ли не до плеч. Его широкая туповатая физиономия
светилась истинным вдохновением, хотя мелодия, понятно, была чуть ли не самой
незатейливой на свете – «тра-та-та-та-та», и все тут, ни импровизаций, ни
вариаций. Но старался он изо всех сил. Вадим давно уже подметил, что новая
охрана, в противоположность старой, искусно игравшей свои роли, но отнюдь не
горевшей на работе, относилась к обязанностям с неподдельным, за версту
заметным увлечением. Страшно им нравилось быть охранниками в концлагере…
Комендант, разумеется, уже восседал в своем кресле, положив
ноги на облезлые перила. И Маргарита разместилась на обычном месте. Эсэсовцы и
капо стояли в прежнем порядке, однако прибавились некоторые новшества. На мачте
лениво колыхался черный флаг с черепом и костями, размером с добрую простыню, а
перед самой трибункой возвышался какой-то громоздкий предмет непонятных
очертаний, накрытый огромным куском брезента. Высотой он был человеку примерно
по пояс.
Шеренги замерли. Комендант не спеша поднялся, подошел к
перилам, но «юный барабанщик» продолжал увлеченно колошматить палочками, не
замечая ничего вокруг. Поморщившись, Мейзенбург похлопал его стеком по плечу,
перегнувшись через перила – тот оглянулся, испуганно бросил по швам руки с
зажатыми в них желтыми палочками.
– Прошу внимания! – возгласил комендант. – Рад
видеть вас всех в добром здравии и самом хорошем расположении духа, дамы и
господа! Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! Моя жизнь с тех пор,
как я познакомился с вами, стала поистине великолепной, увлекательной и
радостной! Тешу себя надеждой, что и ваша тоже. Итак… У нас тут произошли
небольшие перемены. Во-первых, посовещавшись с народом, я решил вывесить над
нашим приютом для утомленных деловой жизнью коммерсантов и прочей подобной
публики как нельзя более соответствующий штандарт. – Он указал стеком на
скалившегося «Веселого Роджера». – Как нельзя более подходящий. Все вы,
маяки и буревестники нашего уродливого капитализма, долго под этим флагом жили,
и не стоит отрицать этот суровый факт. Ну, а теперь под этим славным, овеянным
веками штандартом протекает моя многотрудная деятельность. Есть в этом своя
печальная справедливость, вам не кажется?
Шеренги угрюмо молчали.
– А впрочем, чихать мне, кажется вам что-то или нет, –
признался комендант. – Ну согласитесь, самым глупейшим образом я буду
выглядеть, разводя здесь плюрализм и дискуссии. То-то. Вернемся к новшествам.
Плюрализма я здесь разводить не собираюсь, но вот общественное мнение, по моему
глубокому убеждению, существовать должно. Отсюда проистекает «во-вторых»: с
нынешнего дня мы будем на каждом аппеле в условиях самой неприкрытой гласности
знакомить общественность как с теми, кто является гордостью нашего крохотного
мирка, так и с теми, кто тянет нас назад, саботирует и ставит палки в колеса. Я
думаю, вы сами согласитесь, что первые заслуживают всего и всяческого уважения,
а вот вторые – самого недвусмысленного осуждения… Номер пятьдесят пять дробь
семь, три шага вперед и кр-ругом!
Из шеренги по правую руку от Вадима моментально выдвинулся
лысоватый субъект, маршируя чуть ли не гусиным шагом, с выпученными от страха
глазами, задирая ноги выше пояса. Сделал три шага, неуклюже повернулся через
правое плечо и застыл, вытянув руки по швам.