Кое-каких словечек, им использованных, Вадим не слыхивал
вовсе. Он поносил стоявших в дверях ублюдков столь смачно и качественно, что
даже Синий уважительно покрутил головой. Когда раненый дошел до сексуальных
привычек Василюка, получивших должный комментарий, капо, мрачный, как туча,
стал было тащить из чехла на поясе дубинку, но верзила придержал его за шкирку:
– Охолонись, юный друг пограничников… Кому сказал? А вам
должно быть стыдно – интеллигентный человек, ай-яй-яй… Такие словечки
употребляете…
Доцент изрек еще пару сложносочиненных фраз.
– Это ты зря, – безмятежно сказал верзила. – Пули
в лоб ты от меня все равно не дождешься, хитрован. И нечего скулить, мон
шер. Уж если садился играть в такие игры, следовало бы знать, что однажды может
выпрыгнуть хреновая карта…
– Я и не хнычу, – прохрипел Доцент. –
Просто-напросто обидно сознавать, что тебя переиграла тупая сволочь…
Эсэсовец блеснул великолепными зубами:
– Раз переиграла, значит, сволочь не столь уж и тупая? А?
Логично? Ладно, в другой раз доспорим, нам еще предстоят душевные беседы…
Собирайся, – он поманил пальцем Вадима. – Влезай в свои говнодавы,
пойдем побеседуем с герром комендантом. Он уже заждался…
Вот оно. Настал черед. Смешно, но вместо страха Вадим в
первую очередь ощутил раздражение – момент казался самым неподходящим.
Неудачнее и выбрать нельзя.
Он растерянно оглянулся на свои штаны, вонючей кучкой
лежавшие на полу. И думать нечего в них влезать.
– Вот видишь, как все удачно сложилось, – сказал
верзила. – После душевной беседы с герром комендантом ты, скотина, мог и в
штаны наделать, пришлось бы их сбрасывать. А так – ты уже без порток.
Значительная экономия времени и усилий. Хочешь – обувайся, не хочешь – шлепай
босиком, мне без разницы.
– Но…
Глаза верзилы сузились, он грозно прошипел:
– Тебе, козел, два раза повторять?! Марш!
Вздохнув, Вадим влез в корявые ботинки, завязал шнурки –
желудок, слава богу, успокоился – и направился к двери, одергивая пониже
бушлат, чувствуя, как от него воняет.
Глава 9
Лицом к лицу
Лагерь казался вымершим – ни единой живой души. Козлы с
трупом тоже исчезли. На мачте лениво болтался «Веселый Роджер», временами
улыбка разворачивалась во всю свою жутковатую ширь.
– Шагай, шагай! – покрикивал второй конвоир. –
Пинка б тебе дать, да пачкаться неохота…
Верзила, напротив, и не думал подгонять Вадима, шагал в
отдалении, насвистывая и громко мурлыча под нос:
Захожу я в первый русский дом,
там сидит старуха с стариком.
В ноги кинулась старуха,
я ее прикладом в ухо,
старика прикончил сапогом…
Вадиму на миг стало жутковато – именно эту псевдоэсэсовскую
песенку они сами в щенячьем возрасте горланили под гитару во дворе, за что
однажды получили по шеям от ветерана с большущей орденской колодкой – в те
времена ветераны, ясное дело, были покрепче, иные вполне могли надавать по шее
наглым акселератам…
Завидев их, по ту сторону ворот запрыгал на короткой привязи
кавказец, оглушительно залаял. Из будки тут же выскочил часовой с автоматом,
откинул половинку ворот.
У Вадима вспыхнула сумасшедшая надежда неизвестно даже, на
что – впервые оказался на в о л е. В мгновение ока перед глазами
пронеслась вереница пленительных сцен: сшибает одного, уворачивается от
второго, несется в тайгу…
Бред. Ничего не получилось бы. Не спецназовец… К тому
же на запястьях тут же защелкнули наручники с прикрепленной к ним длинной
цепочкой, прикрикнули:
– Марш!
– Аллес! – уточнил верзила. – Аллес, швайн!
Он прошел мимо страшной цистерны – то ли примерещилось, то
ли и в самом деле от нее тянуло острохимическим запахом, вызывавшим животный
страх.
– Искупнуться не желаешь? – заржал верзила, перехватив
его взгляд.
– Только после вас… – проворчал он сквозь зубы.
За что тут же получил оглушительный подзатыльник. Верзила
без особой злобы бросил:
– В молодогвардейца захотел поиграть, сволочь? Сраку порву…
Повернули налево, прошли вдоль колючей проволоки, держась от
нее поодаль.
– А то, может, на проволоку прыгнешь? – поинтересовался
верзила. – В рамках гордой несгибаемости?
Подошли к бараку, где обосновался комендант. Сразу же
поднялись внутрь. Верзила обогнал его, постучал в дверь. Когда изнутри что-то
неразборчиво ответили, распахнул ее, щелкнул каблуками и рявкнул:
– Герр штандартенфюрер, заключенный доставлен!
– Давайте, – послышался голос Мейзенбурга, в котором
явственно слышалось нехорошее предвкушение.
Вадима пихнули внутрь. Ничего особенно пугающего там не
обнаружилось – стол, за которым восседал герр комендант в расстегнутом френче
(рядом, у торца, сидела пускавшая дым Маргарита), несколько старомодных стульев
из металлических трубок, явно оставшихся со времен пионерлагеря, шкафчик и
телевизор в углу.
На столе не было ни плеток, ни каких-либо страшненьких
приспособлений для вырывания ногтей и прочего активного следствия. Наоборот,
там стояла полная бутылка «Хеннесси» и разнообразная закуска на тарелках.
Комендант как раз отложил на блюдце надкусанный бутерброд.
– Кто к нам зашел на огонек! – расплылся комендант в
деланной улыбке. – Проходите, дорогой мой, садитесь вон на тот стульчик…
Гейнц, вы куда?
– Прошу прощения, герр штандартенфюрер, – ответил
шагавший к шкафчику верзила. – Сначала надо клееночку подстелить…
– Это зачем? – деланно изумился комендант.
– Его степенство, господин купец первой гильдии, изволили
ненароком обкакаться…
– То-то я запашок обоняю… Правильно, голубчик. Если каждый
будет грязной жопой на казенные стулья плюхаться, никакой мебели не напасешься.
А что с ним такое?
– Это он съел что-нибудь, – сказал верзила, сноровисто
застилая стул клеенкой. – Садитесь, ваше степенство.
– Железки с него снимите, – поморщился
комендант. – Нужно же нам соблюдать Женевскую конвенцию… или Гаагскую? Все
время их путаю, что-то с памятью моей стало…
– Хрен ему в жопу, а не конвенцию, – безмятежно
улыбаясь, протянула Маргарита.
Троица перебрасывалась репликами, как хорошо сыгранный
оркестр. Верзила Гейнц снял с Вадима наручники и положил их куда-то в угол, но
из комнаты не ушел, остался торчать за спиной в опасной близости.
– Коньячку? – любезно предложил комендант. –
Фрейлейн, не поухаживаете ли за гостем? Сам он стесняется… Хоть и воняет от
него дерьмом на три версты, а все же гость…
