Борман хмуро дернул головой. Ника уставилась на Вадима со
столь трагическим выражением в огромных серых глазищах, что он, вот странность,
почувствовал в первую очередь досаду и раздражение: только ее тут не хватало…
Спохватившись, спросил:
– Как дела? Все в порядке?
Ничего другого как-то на ум не приходило. Рядом хмуро стоял
Эмиль. Ника переводила растерянный взгляд с него на мужа, по-детски кривя рот.
Эмиль опомнился первым, властно приказал:
– Только без соплей!
Удивительно, но она послушно закивала. Вытерла тыльной
стороной ладони сухие глаза:
– Что здесь творится? Куда вы меня затащили?
Вадим давно уже не лицезрел ее без дорогой ненашенской
косметики. Вероника без косметики – это было нечто столь же сюрреалистическое,
как шестисотый «мерс» в роли снегоуборочной машины. Он пожал плечами,
совершенно не представляя, что тут можно сказать. Спохватился:
– Присаживайся…
– Вот спасибо, – протянула она насквозь знакомым
сварливым тоном, присела на нары. – Умереть можно от такой заботливости…
Душевно тронута.
– Как ты?
– А никак! – взвилась она, глядя прямо-таки
ненавидяще. – Жру баланду! А в промежутках трахают, кому не лень, даже эта
сука Марго! По буквам объяснить? Трахают! Вот, заслужила хорошим поведением! –
Она выхватила из кармана дешевенькую пластмассовую расческу, потрясла ею под
носом у Вадима, секунду помедлила и принялась яростно расчесываться. –
Куда вы меня затащили? Про наше будущее говорят такие ужасы, что… Ну что вы
сидите? Можете объяснить, что вокруг происходит?
Вадим неловко оглянулся – уши так и горели от стыда. Никто
не таращился на них специально, отворачивались, Синий вообще сидел спиной,
что-то вполголоса вкручивая блондинке. «Только ее тут не хватало, –
вертелось в голове. – Только ее тут не хватало. Одному как-то легче
переносить унижения… и одному проще бежать, вот ведь что! Черт ее принес».
– Куда мы попали? – спросила Ника, чуточку
успокоившись. – Это что, какая-то банда?
– Слушай, – тоскливо сказал Вадим Эмилю. – Объясни
ты ей, что к чему, у меня уже сил нет после допроса… Скажи, что сбежим отсюда
непременно, и все такое…
Махнув рукой, поднялся и вышел на веранду. В мятой пачке
отыскалась одна-единственная годная к употреблению сигарета, остальные три
являли собою пустые полупрозрачные бумажки, весь табак из них высыпался. К
счастью, высыпался он в пачку, так что еще на пару часов курева хватит. А
потом? Нужно и в самом деле в качестве аванса за чистосердечное признание
выпросить пару пачек чего-нибудь более приличного…
Мимо проходил Гейнц. Остановился, показал белоснежные зубы:
– Ты что такой грустный? К тебе женушка приехала… Можешь,
кстати, меня называть братком. С полным основанием. Как же иначе, если мы с
тобой через твою телушку побратались? Всю жизнь мечтал попробовать ваших
новорусских баб – а оказалось, ничего особенного, даже обидно чуточку. Разве
что поглаже малость…
Вадим молчал. Может показаться странным, но он не ощущал
себя задетым – чересчур притупились чувства.
– Миллион предлагать будешь? – не унимался эсэсовец. –
У тебя завлекательно получается…
– Не буду, – сказал Вадим, криво усмехнувшись.
Глава 10
Скромные развлечения
Вскоре в барак влетел капо и завопил:
– Выходи!
Последующие несколько часов были заняты «трудотерапией», как
выразился Гейнц, – трудом не столь тяжелым, сколь гнусно-бессмысленным,
кое в чем напоминавшим сизифов. Уже по ходу дела Гейнц, там и сям появлявшийся
со своим барабаном (и получавший от этого неподдельное удовольствие), окрестил
происходящее операцией «Водопой».
Проще говоря, под лившуюся из динамиков классическую музыку
три реденьких шеренги поспешали от ворот к баракам и обратно, наполняя своими
кружками бачки. Условия были не так уж и замысловаты: те, кто, с точки зрения
шарфюрера, наполнят свой бак первыми, получают премию в виде пары пачек
сигарет. Строй следует соблюдать, бегом не бегать, но рысца не возбраняется.
Если кто-то свою кружку расплескает, шеренга возвращается назад.
Скверно, что эта процедура казалась бесконечной. Воды во
вместительном оцинкованном баке словно бы и не прибавлялось после очередной
ходки. Мало-помалу начались сбои – кто-то спотыкался, выплескивал воду,
приходилось возвращаться всем, стали вспыхивать склоки, взаимная ругань,
атмосфера понемногу накалялась. Только Синий, как заметил Вадим, выглядел гораздо
спокойнее остальных – у него с водой были связаны некие наполеоновские планы,
даже подстегивал злым шепотом остальных.
Комендант сначала торчал на трибунке, потом ему надоело, и
он убрался. Гейнц же, казалось, не знал устали – в самые неожиданные моменты
возникал у кого-нибудь за спиной и оглушительной барабанной дробью, грянувшей
над ухом в самый неподходящий момент, заставлял иных расплескать воду. Капо и
те, поначалу резво сопровождая шеренги, потеряли прыть, в конце концов заняли
позицию у ворот, попыхивая хорошими сигаретами.
Пот лился градом, штаны, пропитанные засохшим дерьмом,
безбожно натирали ляжки, довольно быстро вновь начав вонять. Представлялось
уже, что вся жизнь, прежняя и нынешняя, состояла лишь из бега трусцой меж
воротами и бараком, и все внимание замкнулось на колыхавшейся в кружке воде, на
неровной земле под ногами…
Кончилось, наконец. Все скверное когда-нибудь кончается.
Гейнц критически обозрел прозрачную воду, колыхавшуюся вровень с краями,
старательно изображая раздумье, долго стоял, глядя на бак, будто и не замечая
напряженных взглядов. Наконец сплюнул на пол:
– Отдыхать, вонючая команда… – Подошел к Доценту, лежавшему
с осунувшимся, даже словно бы заострившимся лицом: – Ну как самочувствие?
Может, пойдем еще побеседуем? Э-э, мой ученый друг, что-то вы совсем скисли, и
никакой гордой несгибаемости. Хрюкните что-нибудь оскорбительное, не трону…
Доцент молчал. Он явно был плох – нога под повязкой опухла,
похоже, рана загноилась. Посмотрел мутными глазами, что-то прошептал. Гейнц
сходил к баку, набрал полную кружку воды и плеснул ему в лицо:
– Ну-ну?
Доцент проморгался, помотал головой, слабым голосом, чуть
слышно, выговорил:
– Чтоб тебе эти денежки поперек горла встали…
– Есть противоядие против такого финала, – серьезно
сказал эсэсовец. – Великое и всеобъемлющее русское «авось». Так что еще
побарахтаемся. Ну что, вонючки полосатые? – Он прошелся по бараку,
поскрипывая безукоризненными сапогами, остановился у бака. – Пнуть по
нему, что ли, как следует, чтобы вы еще раз сбегали? – и выдержал
бесконечную, томительную паузу. Громко рассмеялся. – Ладно, черт с вами.
Самому надоело. Вероника, золотко мое, что вы такая грустная? Может, изобразим
по старой памяти замысловатую фигуру из «Камасутры»? – Он, не глядя,
придвинул ногой стул, уселся, закурил и кинул едва початую пачку «Ротманса» на
нары. – Закуривай, вонючая команда… Так как, прелесть моя? Ну, иди к
дяденьке, встань на коленки и поработай нежным ротиком… Кому говорю, тварь?!
