Гейнц залпом осушил наполненный на четверть стакан, браво
рявкнул:
– Попытаемся что-нибудь придумать, герр штурмфюрер!
Не спеша, вразвалочку подошел к Нике, звонко похлопал по
голому животу, кривляясь, будто двойник какой-то новой эстрадной звезды (Вадим
забыл название рок-группы), пощекотал за грудь, с чувством продекламировал в
мертвой тишине:
И не увидите вы жен
в порочных длинных платьях,
что проводили дни, как сон,
в пленительных занятьях:
лепили воск, мотали шелк,
учили попугаев
и в спальни, видя в этом толк,
пускали негодяев…
Ника смотрела на него с ужасом, беззвучно всхлипывая. Он
заглянул ей в глаза, ухмыльнулся:
– И никакого хамства, что характерно. А бывалоча выходит
такая вот стерва из импортной тачки, дыша духами и туманами, и не дай бог
попробовать с ней познакомиться. Посмотрит, как рублем ударит, и нежным
голоском проворкует: «От вас, любезный, портянками пахнет…»
– Я же вас никогда не видела… – пролепетала она.
– А какая разница, звезда моя? Тенденция, однако…
Гейнц зашел ей за спину, неторопливо спустил штаны, грубо
накрыв ладонями груди, притянул к себе, через секунду она вскрикнула на всю
комнату, задергалась, пытаясь вырваться, по исказившемуся лицу ручейком текли
слезы.
– А потом еще одного позовем, – невозмутимо сообщила
Вадиму Маргарита, раздувая ноздри в некотором возбуждении. – И еще одного,
такая очередь потянется…
Он сидел, стиснув зубы. Ника колыхалась в такт грубым
толчкам, охая от боли. Гейнц хрипловато хохотнул:
– Что ж ты женушку в очко не пользовал? Совершенно
неразработанная жопка…
И продолжал стараться, шумно выдыхая воздух, нагнув Нику к
полу, насколько позволяла веревка. Маргарита не сводила с них затуманившихся
глаз, водя языком по губам, происходящее казалось Вадиму уже совершеннейшей
нереальностью, в самом деле напоминавшей ад, – и он в каком-то оцепенении
смотрел, не отрываясь. И вдруг ощутил совершенно неуместное ощущение…
Маргарита заливисто рассмеялась. Вадим ничего не мог с собой
поделать, да и не пытался. Возникшая помимо воли эрекция была на удивление
могучей, забивая все остальные чувства, даже страх.
– Шарфюрер! – весело позвала она. – Посмотрите,
какие номера наш клиент тут откалывает!
Гейнц никак не реагировал – стоял с полузакрытыми глазами,
шумно дыша, вцепившись растопыренными пальцами в Никины бедра. Сыто улыбаясь,
глянул через ее плечо – Ника уронила голову, растрепанные волосы закрыли лицо
до подбородка – не спеша подошел, неторопливо застегиваясь. Хмыкнул:
– Замысловатые у него рефлексы… Фрейлейн Маргарита, вы у нас
отличный специалист, я перед вами неприкрыто преклоняюсь, но в данном случае
ваши психологические этюды не годятся. Мне, конечно, приятно было оттрахать эту
сучку, но нужно думать о деле… Времечко-то поджимает. Предпосылка у вас была
неверная, согласитесь.
– Ну, согласна… – чуть сердито вскинула голову Маргарита.
– Это же, простите за выражение, самый натуральный хомо
новус
[1]
, мало общего имеющий с прошлым сапиенсом. Конечно,
можно попробовать, выдернуть у крошки пару ноготков, но я в успехе сильно
сомневаюсь. Мы его лупим по кошельку, а это, согласно Марксу с Энгельсом, и
есть самое мучительное для буржуа. Говоря беспристрастно, не во всем
заблуждались наши Карлсон с Энгельсоном. Есть мысли и цитаты, вовсе даже не
потерявшие актуальности… Капитал-то у нас как раз тот – Марксов,
первоначально-накопительный, это западный мир давно уже Карлушкины теории перерос,
а наш в них укладывается без сучка без задоринки. Короче говоря, можно, я
попробую простые народные средства?
– Валяйте, – раздраженно бросила Маргарита. – Могу
полностью вам передоверить допрос.
– Бога ради, не обижайтесь…
– Да что вы, – фыркнула златовласая ведьма. –
Ей-же ей, есть более приятные занятия…
Она отпустила свободный конец веревки, освободила Никины
запястья и, полуобняв ее, повела из комнаты, воркуя на ухо:
– Пошли, золотко, вместе посудачим про грубых, брутальных
мужиков, без которых очень просто можно обойтись…
Гейнц налил себе еще треть стакана, залпом осушил, присел на
угол стола и, покачивая ногой, с усмешкой стал созерцать Вадима. Понемногу у
того под холодным, немигающим взглядом улетучились всякие намеки на эрекцию.
– Кожа с человека сдирается, в общем, невероятно
легко, – вкрадчиво сказал шарфюрер. – Подрезать бритвой, зацепить
щипцами, как следует потянуть… Можно для начала ободрать обе ноги от колен до
щиколоток. Плюс содрать шкуру с задницы. Сначала кровь будет сочиться вовсю, но
вскоре перестанет, так что от потери крови ни за что не подохнешь. Дело даже не
в боли – сам представь себя, ошкуренного таким вот образом. Ни сесть, ни лечь
толком, зрелище незабываемое… А через часок начать драть ремни со спины…
«Пора колоться, – подумал Вадим почти спокойно. –
Не стоит его злить, он все это способен проделать, никаких сомнений».
Шарфюрер тяжело спрыгнул со стола, повозился, гремя и лязгая
инструментами, выбрал что-то и возник перед Вадимом. Клацнул у самого лица
тяжелым садовым секатором, показал довольно толстую алюминиевую проволоку,
держа ее двумя пальцами, и звонко перекусил, словно бумажную полоску.
Осклабился:
– Впечатляет?
Неуловимым движением выбросил руку, сграбастал тремя
сильными пальцами самый кончик Вадимова достоинства, медленно приблизил кривые
лезвия секатора, так что от плоти их уже отделяли сущие миллиметры. Вадим
заорал совершенно искренне, не притворяясь, – показалось даже, что широкие
лезвия уже распороли кожу, необратимо отсекая кусок плоти.
– Не блажи, сучонок, – презрительно бросил Гейнц, убрал
секатор и выпрямился. – Начал соображать, как это будет в натуре
выглядеть? Я не садист, поэтому отстригу тебе ровно половинку окаянного
отростка. Кровь Марго живенько остановит. Перекурим и повторим процедуру. Ее
надолго можно растянуть… Ну, думай быстренько, я-то с тобой играть не буду…
Зачем оно мне нужно? Ну что, снимаем Марго с твоей шлюхи и зовем сюда с полной
аптечкой?
– Дай сигарету, – прохрипел Вадим, опять-таки ничуть не
играя. – Поговорим…
– Дай ему, – распорядился Гейнц. – Одну руку
можешь освободить. Все равно писать будем…
Эсэсовец, до сих пор игравший роль статиста без речей, в три
секунды расстегнул грубые пряжки, сунул Вадиму сигарету и поднес огонек.
– Ну? – прикрикнул Гейнц.
– Гарантии…
– Не дури. Сам же видел: тот, кто не запирается,
возвращается в барак в полном здравии.
