– Ну, тады живи, – заключил Синий. Наугад, впотьмах
ткнул Вадима кулаком под ребра. – Это же мой земеля, понял? Мы с Гришаном
из одной деревни, сто лет не виделись, он пошел по вольным далям, я – по
«хозяевам», и тут вдруг пересеклись. Чего только в жизни не бывает… Узнали друг
друга, вспомнили детство золотое, а потом начали на пару за тобой присматривать
и ломать голову, отчего ты такой спокойный, поспокойнее многих прочих, откуда
ты возвращался и где мог бабу трахать. Когда прокачали все варианты, сошлись на
одном: есть какой-то ход. Жизнь меня кой-чему научила, сообразил: на что-то ты,
гад, крепко надеешься, нет в тебе всеобщей безысходности… – Он хрипло
рассмеялся. – Безысходности нет потому, что есть ход… Каламбур сочинился,
надо же.
– Семеныч, – позвал Эмиль. – Может, двинемся в
кухню? Осмотримся, наберем припасов – и в тайгу? Скоро начнет светать. И если
они в самом деле будут сворачивать табор, могут запалить все бараки ради пущей
надежности…
– Точно, – отозвался Синий, щелкнул зажигалкой. –
Пошли.
Глава 14
В пещере Аладдина
Синий погасил зажигалку, приподнял крышку, высунул голову
наружу и долго прислушивался. Потом бросил через плечо:
– Вылезайте. Если что, успеем назад нырнуть…
Выбрался наружу, прижался к стене возле высокого окна –
из-за лунного света в обширном помещении было не так уж и темно, снаружи могли
разглядеть шныряющего открыто человека.
Следом вылезли все остальные, встали в тесном проходике меж
двумя громоздкими шкафами. Прислушались.
В бараках, где обитали комендант и охранники – бараки эти
были совсем рядом, метрах в тридцати, – не горела ни одна лампочка. И было
тихо. В противоположной стороне, у лагерных ворот, слышалась какая-то суета,
собачий лай и непонятные стуки – но выстрелы стихли.
– А ну-ка, с богом… – прошептал Синий.
В два счета разувшись, на цыпочках пробежал к двери –
короткими перебежками, замирая всякий раз в полосах мрака и чутко
прислушиваясь. Вернулся, зашептал радостно:
– По-прежнему везет. Замок изнутри открывается. Только надо
набрать хаванинки. А вот одежда тут вряд ли отыщется…
– Я там видел ватники, – показал Вадим. – За той
дверью – каморка с несъедобным барахлом.
– Освоился ты тут, хитрован… – Синий решился. – Пошли,
глянем. Благо дверца не заперта, словно у них уж коммунизм наступил согласно
теоретикам жанра…
Благодаря имевшемуся в каморке окну без труда удалось
разглядеть, что внутри и в самом деле – исключительно несъедобное барахло:
груда каких-то запчастей в солидоле, упаковки с ружейными патронами (но не
видно ни единого ружья), фонари и батарейки, две собачьих цепи, алюминиевые
фляги, пара ящиков с плотницким инструментом и тому подобные сокровища,
бесполезные для беглецов. Разве что фонарики могли пригодиться. В углу, на
полках из необструганных досок, лежала груда новехоньких пятнистых бушлатов с
воротниками из искусственного меха.
– Ага, – сказал Синий, напяливая первый
подвернувшийся. – Это они, определенно, к зиме готовились загодя – у
немцев-то на зиму ничего не было, кроме шинелишек, а здешние вертухаи, надо
полагать, в шинелишках мерзнуть не хотели… Напяливайте быстренько, ночью в лесу
зябковато.
Бушлат приятно пах свежестью – лишь теперь, натянув его,
Вадим в полной мере осознал, как воняет загаженная полосатая одежонка.
– Сапоги бы где найти… – сказал Синий, тихонько закрывая
кладовушку. – Вон сумка подходящая, а вон там, без подсказок вижу,
найдется хорошая жратва…
Он распахнул дверцу высоченного общепитовского холодильника,
удовлетворенно причмокнул и начал бросать в матерчатую сумку все без разбора –
колбасы, ветчину в вакуумной упаковке, консервные банки, прозрачные мешочки с
конфетами. Хватал с соседних полок блоки сигарет. Сунул в боковые карманы
бушлата две пузатые бутылки коньяка, шепотком наставляя:
– Карманы, карманы набивайте, неизвестно еще, сколько будем
по чащобе болтаться… Бля, где ж открывалка? Консервов до черта, а открывалки не
видно…
– Вон там всякие причиндалы, – показал Вадим. –
Кухонные ножи, открывашки…
– Ножи – это хорошо, надо прихватить…
После жизни на положении взаправдашних узников концлагеря,
пусть и недолгой, обширная кухня с ее немудрящим добром казалась форменной
пещерой Аладдина. Окончательно освоившись здесь, отбросив излишнюю
осторожность, они на цыпочках перемещались из угла в угол, и сумка, и карманы
раздувались от добычи: еда! табак! ножи! фонари! Даже робевшая поначалу угрюмая
Ника понемногу втянулась в охоту за сокровищами.
Замок на входной двери громко щелкнул в самый разгар
потаенного грабежа – они все еще шатались по кухне, не в силах остановиться.
Застыли, как вкопанные. Синий показал подбородком:
– Туда…
Кинулись на цыпочках в угол, где можно было надежно укрыться
за огромным шкафом, набитым крупами, макаронами и пластиковыми бутылками с
минералкой. Кто-то из них впотьмах оступился, подошва громко стукнула по полу.
Синий прижался спиной к боковине шкафа, стиснув широкий,
длиннющий кухонный нож. Дверь распахнулась и тут же громко захлопнулась за
вошедшим. Белый луч сильного фонаря прошелся по кухне крест-накрест, выхватывая
из полутьмы самые неожиданные предметы. Задержался на распахнутой дверце
холодильника. До двери от их укрытия было не так уж и далеко, метров пять…
Вадим беззвучно толкнул Синего в плечо указательным пальцем, потом
многозначительно провел им по горлу. Синий прижал палец к губам, поднял нож
повыше, сгруппировался…
И тут от двери послышался насквозь знакомый, визгливый,
сварливый, исполненный гнусненького охотничьего азарта голос тетки Эльзы:
– Ку-ку, соколики! Застукала!
Сердце превратилось в застывший комочек чего-то полужидкого.
Вадим едва не заорал во весь голос. А тетка Эльза продолжала – медленно, с
расстановкой, сладострастно:
– Вилли, бесстыжие твои глаза, я ж знаю, что ты там
окопался! А кто с тобой? Ганс, поди? Я давненько поняла, что вы, умельцы, ключи
подобрали! Коньячок-то убывает… Хоть и понемножку. Ох, пора доложить герру
коменданту… Тревога в лагере, а они под шумок по ящикам лазят… Выходите оба,
все равно мимо меня не прошмыгнете! Ку-ку! Я иду искать, кто не спрятался, я не
виновата…
И зашаркали грузные шаги. Луч сильного фонарика метался
вправо-влево, тетка Эльза приговаривала:
– Цып-цып-цып… Ни стыда у вас, ни совести, там побег, а они
вместо…
Синий прянул из-за шкафа, занеся нож. До Вадима донеслось
короткое оханье, секундная возня, потом нечто тяжелое грянулось об пол так, что
от сотрясения приоткрылась хлипкая фанерная дверца ближайшего шкафа. Луч
фонарика описал кривую, кувыркнулся. Погас. Потом послышался голос Синего:
