И уличить их невозможно! Ни одна собака не докажет, что
Вадима ухлопали именно они. Все можно списать на концлагерь. На коменданта.
Все. «Мы кинулись за проволоку, а потом разбежались в разные стороны, куда он
делся, представления не имеем…» Даже если каким-то чудом отыщется труп, то, что
останется от трупа, – козлом отпущения опять-таки будет Мерзенбург. Горюют
безутешная вдова и безутешный друг-компаньон, и никто не узнает, как все было
на самом деле, а если что-то и заподозрят, доказать невозможно…
Нет, это не шизофрения и не пустые страхи. В глазах Эмиля он
обострившимся звериным чутьем только что видел собственную смерть. Паниковать
нельзя, следует собрать в кулак ум и волю, иначе пропадешь, и косточки догрызет
здешнее зверье.
Г д е? И к о г д а? Очень
похоже, Эмиль уже принял решение, но вряд ли пока что разработал надежный план.
Да и любой на его месте сначала предпочел бы поговорить по душам с Никой,
получить моральное одобрение – как-никак оба они в жизни никого не убивали,
через что-то придется переступить, к каким-то истинам привыкнуть.
Следовательно, у Вадима еще есть время. Эмиль будет ждать подходящего момента,
а сам он постарается не поворачиваться спиной и не нарываться на скандал: в
горячке ссоры убить гораздо легче… Смотреть в оба, держать ушки на макушке,
жизнь, оказывается, по-прежнему на кону. И в таком случае…
Может, в свою очередь, принять адекватные меры? Все, о чем
он только что думал, с тем же успехом может относиться к нему самому. Уличить
его будет невозможно. Все равно прежней идиллии, даже намека на нормальные
отношения меж ними троими больше не будет. Рано или поздно, после возвращения к
уютной цивилизации, что-то начнет выпирать наружу. В любом случае доверять
Эмилю отныне нельзя. А чего стоит коммерческий директор, которому перестаешь
доверять? Чего стоит очаровательная супруга, которой больше не веришь?
«Мы кинулись за проволоку, а потом разбежались в разные
стороны, куда они делись, представления на имею…» Горюет безутешный муж,
потерявший к тому же старого друга, верного компаньона. Сколько ни горюй, а на
белом свете хватает и кандидатов в коммерческие директора, и претенденток на
роль холеной супружницы. Черт, да ведь Эмиль, явившись в Шантарск без Вадима,
вполне может забрать и те триста тысяч баксов! Ему отдадут, такой вариант
предусматривался!
Решено. Не телок на бойне, а зверь, готовый нанести удар.
Ж а ж д у щ и й нанести удар, что
немаловажно. С их у х о д о м он ничего не теряет, а
вот приобретает многое – полное душевное спокойствие, хотя бы избавится от
лишних сложностей и досадных препятствий. Решено…
Боясь, что они прочитают что-то в его глазах, Вадим
отвернулся, старательно принялся сдирать обертку с большого куска ветчины,
пользуясь лишь зубами и ногтями. Украдкой коснулся кармана полосатого бушлата –
наган, конечно же, был на месте, приятно тяжелый, надежный в обращении, как
колун или грабли. Сколько раз стрелял Синий? Три? Четыре? В любом случае, уж
три-то патрона там есть точно. В упор, в затылок – хватит на двоих и еще
останется…
Он даже воспрянул душой. В два счета смолотил солоноватую
ветчину, прилег под деревом и закурил, предварительно отерев жирные пальцы о
полосатку. С принятием решения жизнь отныне казалась не столь безнадежной.
Отнюдь не безнадежной. У него появился серьезный шанс, следовало всего лишь
о п е р е – д и т ь, кто предупрежден –
тот вооружен…
– Пошли! – прикрикнул Эмиль. – Разлегся тут…
Вадим пропустил их вперед. Эмиль обернулся:
– Ты что это?
Не было сил лицедействовать. Вадим бросил, с трудом скрывая
враждебность:
– Неспокойно мне что-то, когда ты за спиной…
Несколько секунд Эмиль смотрел ему в глаза. Вадима пронял
нерассуждающий страх – вдруг догадается обо в с е м? Обыщет
карманы? Тогда уж точно – никаких шансов…
В конце концов Эмиль с безразличным лицом пожал плечами,
хмыкнул:
– Твое дело. Только смотри не отставать, иначе в зубы дам.
Тронулись в путь. Зигзагами спустились с сопки, держа на
юго-восток (согласно уверениям Эмиля), пересекли неширокую равнинку, обогнули
еще одну сопку. Дальше потянулись сменявшие друг друга сосняки и березняки,
места опять пошли равнинные. Тайга, правда, была густая, переполненная мелким
зверьем, – на деревья то и дело кто-то взлетал с недовольным цоканьем,
высоко в ветвях мелькали любопытные мордашки. Ника сперва им умилялась, потом
свыклась и перестала обращать внимание. Единственным признаком,
свидетельствовавшим о наличии на Земле человечества, стал загадочный колодец
без воды, однажды попавшийся в березняке. Впрочем, Эмиль тут же объяснил Нике
(игнорируя Вадима не то чтобы демонстративно – просто уже привычно), что это не
колодец, а шурф, пробитый геологами.
Вадим выбрал себе линию поведения, каковой свято и следовал
– тащился в арьергарде, не отставая особенно и не стремясь в авангард. Ноги,
конечно, ныли, но пережить можно – Эмиль не гнал особенно, равняясь по Нике (у
которой рыцарски забрал ее бушлат со всеми припасами и пер на себе). Понемногу
стало не просто тепло – жарковато, солнце палило вовсю в последних летних
судорогах. Наган чувствительно колотил по бедру, Вадим боялся, что его заметят,
но ничего не поделаешь, пришлось скинуть бушлат и нести на плече, иначе
изойдешь по2том.
Первое время Эмиль частенько оглядывался на него, зыркал с
нехорошим прищуром – в точности как тот немец в финале незабвенных «Тихих
зорь». Потом поглядывал через плечо уже автоматически. Когда однажды Вадим
споткнулся и полетел наземь, чувствительно стукнувшись, в глазах Эмиля
определенно вспыхнул охотничий огонек. Ну конечно, прикончить сломавшего ногу в
данной ситуации гораздо проще, это уже выглядит и не убийством вовсе – скорее
актом милосердия, как с Доцентом. И Вадим таращился под ноги с удвоенным
вниманием, чтобы ненароком самому не подставиться.
Поначалу он чувствовал себя, словно на минном поле, однако
время шло, а Эмиль и не думал нападать. И понемногу Вадим расслабился, однако
бдительности не терял. В одном он уже был уверен: бывший друг, человек
обстоятельный и прагматичный, всадит в него ножик не раньше, чем просчитает все
на десять ходов вперед. Как ни смешно, но Вадима еще более приободрил этот
самый колодец-шурф, поскольку на лице Эмиля удалось засечь несомненную,
усиленную работу мысли, вроде бы совершенно ненужную при лицезрении столь
примитивного следа цивилизации. Но ежели постоянно помнить о подтексте,
разгадка проста: менжуется друже Эмиль, взвешивает и прикидывает. Похоже, его
таежный опыт против него же и обернулся. Убить прямо здесь не столь уж трудно –
а если за ближайшей сопкой деревня? Куда оставшиеся в живых вскоре и выйдут? И
труп очень быстро найдут, мало того – сопоставят со странными пришельцами? Или
– лагерь тех самых геологов где-то поблизости? Никогда не был телепатом, но
сейчас легко читал по лицу Эмиля – нет, дружище, эти тягостные раздумья имеют
определенную подоплеку…
Людей бы встретить, людей, пусть и не особенных сапиенсов,
лишь бы увидели т р о и х. Тогда все Эмилевы планы поневоле
пойдут прахом…
